Перунов век. Мировое древо

Лиза хотела тишины, и девушки свернули к городскому парку. Под деревьями лежал снег, солнце растопило только парковые дорожки. Пока они пробирались подальше от шума и веселья, промочили себе все ноги. Зато здесь почти не было людей. Только редкие прохожие, да вернувшиеся птицы, что устроили перекличку над головами. Людмила вспомнила чёрных пернатых тварей из сна с Алексеем и вздрогнула.

– Я должна тебе кое-что сказать, – княжна Чернышёва остановилась.

– Говори. Хуже, чем вся эта церемония, ты уже не сделаешь. У деда – крепостная любовница! Зато это наверняка перекроет новости, что мой брат – молод и глуп.

– Ты ещё забываешь, что мой отец – убийца.

– Это вообще уже не сенсация. А вот Мирина завтра будет во всех новостях.

– Сильно же нужно любить, чтобы уйти с человеком так.

Людмила поёжилась. Её отец и мать тоже любили друг друга, но княжна была уверена, что Софья Фёдоровна не пойдёт за отцом. Она будет сражаться до последнего. Такой уж характер был у княгини Чернышёвой. Вот устроить страшную жизнь врагам мужа или после его смерти отправиться в храм и увести за собой дочь, чтобы прервать род – это по-царски.

– Наверное, очень сильно.

– Нужна смелость, чтобы так поступить, – если сейчас Лиза скажет, что отправилась бы вслед за Алексеем, Людмила не сможет ей рассказать.

Но, на счастье княжны, Лиза всегда оставалась собой.

– А мне кажется, это безответственно. Ведь у тебя остаются дети, обязательства, тот же народ. Крепостные, о которых нужно заботиться. А если вы уйдёте вдвоём, то кто позаботится о тех, кого вы оставляете?

– Лиза, я заходила в сон Алексея.

– Что? Почему не сказала?

– Говорю сейчас.

– Когда это было?

– Вечером. Он правда заложил бомбу в машину и пытался убить Георгия.

– Врёшь! Это сны, ты сама мне говорила, что видишь образы, а не конкретные факты. Сны лишь отражение, а не реальность. Сама говорила!

– Лиза, я чувствую людей, а не только вижу образы. Их сновидения имеют эмоции и настроение, таят в себе сомнения и страхи…

– Я понимаю, ты хотела помочь, но прошу, не трогай Лёшу. Ему и так сейчас будет непросто из-за меня и запрещённого храма Чернобога.

– Лизонька, Алексей умер.

Подруга отшатнулась от Людмилы, словно та ударила её током.

– Как? Ты же видела его сны?

– На нас во сне что-то напало. Может, у него не выдержало сердце. А может, он решил что-то выпить, чтобы не выдать тебя, если бы его смотрели телепаты. Я не знаю, что произошло.

– И ты мне не сказала?!

– Ты бы не поехала на похороны. И я не хотела сделать тебе больно.

– И решила сделать это сейчас.

– Прости меня, Лиза.

Княжна Велеславская перешла на крик, на её раскрасневшемся лице изумрудами горели глаза.

– Почему вы всё рушите вокруг себя?! И ты, и мой брат, и этот … Столичная милость на нашу голову!

– Лиза, я не хотела сделать больно.

– Иди к лешему!

Лиза отвернулась от Людмилы и пошла вперёд.

– А что ты хотела, чтобы погиб твой брат и ты осталась одна? Сбежала с Алексеем и оставила здесь всех? Сама говоришь про ответственность. Оставила бы этот город на какого-нибудь Марова? – эмоции взяли верх, и княжна Чернышёва высказала подруге всё, над чем размышляла с самого утра.

Как ни странно, но после слов, больше похожих на оплеуху, Лиза остановилась.

– Конечно, нет. Как ты могла…

Гневную тираду княжны Велеславской бесцеремонно прервали.

– Елизавета Борисовна, да сам Велес меня направил в парк этим днём. Это вы! – Женщина лет шестидесяти бросилась к подруге. Встала на колени, схватила Лизу за руку и принялась её целовать.

Дружинник хотел было оттащить сумасшедшую, но княжна Велеславская жестом остановила его.

– Что вы такое говорите? Кто вы? – Лиза присела, чтобы стать вровень с женщиной.

– Милая, хорошая наша! Да не спутаются ваши нити, пусть судьба будет ровная и ясная. Ваш дед был очень хороший человек. Он мне сына к жизни вернул после войны, выходил и устроил. Я так благодарна и ему, и вам, и молодому князю. Пусть вас хранит Велес, хозяин этих мест, да не прогневается на вас Перун! Вы светлая, хорошая! В вас жизнь зарождается, я это чувствую. Уж поверьте матери девятерых детей!

VII глава Безмятежные покойницы

На огромном пустынном столе из коричневого мрамора в кабинете губернатора Москавы стояла лишь одна фотография. На ней был изображён мужчина средних лет. Его тёмные медные волосы уже тронула седина: окрасила виски, припорошила пряди. Рядом с ним стояла женщина: красивая, немногим моложе его, но, казалось, возраст не коснулся её, будто она умела замораживать время. Или всё дело было в таланте искусного фотографа? На руках женщина держала малышку – словно рыжее солнышко. Вокруг пары ещё четверо девочек. Старшие совсем невесты, младшие обещают со временем превратиться в таких же красавиц, как их сёстры. Вот только на семейном портрете не было старшего сына, как будто кто-то намеренно стёр его из жизни и счастья большой семьи, что была запечатлена фотографом на века.