Первая гражданская война в Риме

Нередко указания источников о призыве Мария и Сульпиция в 88 г.[1332] и Цинны в 87 г.

[1333] к рабам взяться за оружие во время боев на улицах Города на их стороне принимаются как подлинные (см. прим. 104 и 105). В отношении второго из эпизодов, однако, высказывались сомнения — соответствующие сообщения, по мнению некоторых ученых, являются отражением антициннанской пропаганды[1334]

. Действительно, трудно представить себе, чтобы Цинна бежал по Городу, призывая рабов поддержать его — не сказано даже, что он отправил для данной цели своих людей в разные концы Рима. Это выглядит откровенной карикатурой, которая была на руку врагам Цинны и им самим абсурдом не казалась, коль скоро они такую версию распространяли. Кроме того, рабы не представляли собой серьезной военной силы, не были организованы, большинство из них вообще вряд ли поверило бы в обещания, данные в такой обстановке, к тому же это грозило испортить отношения со всей верхушкой, которая могла в таком поступке усмотреть покушения на ее владельческие права[1335]. Конечно, в истерике человек может совершать самые абсурдные вещи, однако при всей отчаянности положения вряд ли Цинна до такой степени утратил чувство реальности. То же самое можно сказать о Сульпиции и Марии. Следует также отметить, что мы узнаем о подобных призывах из источников, не только враждебных названным политикам, но и отстоящих от событий самое малое на два столетия, что также не может не настораживать. Правда, Аппиан (ВС. I. 60. 271) утверждает, что среди причин объявления Мария, Сульпиция и их сторонников врагами значилось и обещание свободы рабам (δούλοις κηρύξαντας έλευθερίαν εις άπόστασιν). Аналогичное прегрешение приписывал Цинне сенат, отрешая его от должности (Арр. ВС. I. 65. 296: άνά την πόλιν εθει τούς θεράποντα:; έπ’ έλευθερία συγκαλών). Перед нами как будто бы современные событиям документы. Однако отнюдь не очевидно, что таков был текст официальных решений, а не их позднейшая реконструкция Аппианом или его информаторами. Впрочем, основой для таких обвинений (тогда или позже) мог стать тот достаточно элементарный факт, что Цинна и его люди привлекли к участию в стычках

собственных рабов, которых имели полное право освобождать. Это, разумеется, не могло стать поводом для юридических претензий — в подобных целях рабов еще с гракханских времен использовали обе стороны, — но противники консула вполне могли «подкорректировать» факты, приписав ему обещание свободы и чужим

рабам.

Вызывает серьезные сомнения упоминание о том, как Цинна стал призывать в свой лагерь городских рабов, обещая им свободу[1336]. Не вполне понятно, зачем ему были нужны городские рабы — напротив, их присутствие в Риме увеличивало нехватку продовольствия и, надо полагать, усиливало криминогенную ситуацию в Городе, а большого вреда исчезновение невольников, значительная часть которых была всего лишь домашней прислугой, обороне Рима нанести не могло. Вероятно, Цинна и Марий просто не возвращали пришедших в их войско рабов хозяевам (но вряд ли отпускали на волю по всем правилам манумиссии), чем фактически поощряли и остальных к бегству, однако трудно представить, чтобы они звали их к себе через глашатаев (!). Кроме того, совершенно не очевидно, что осаждающие выясняли личности бежавших к ним, а в этой ситуации рабам было легко выдать себя за свободных.