Первая гражданская война в Риме

Тем не менее проблема стабильности валюты существовала, и притом была весьма острой — Цицерон (Off. III. 80) сетует, что из-за колебаний курса монеты люди не могли определить действительную стоимость своего имущества (iactabatur enim temporibus illis nummus sic, ut nemo posset scire, quid haberet); преторы по призыву плебейских трибунов разработали эдикт с указанием мер для исправления ситуации, в том числе и наказания за их нарушение (edictum cum poena atque iudicio). Плиний Старший (NH. XXXIII. 132) пишет об установлении контроля за качеством монеты[647] и выкупе фальшивых (?) экземпляров (hac artium sola vitia discuntur et falsi denarii spectatur exemplar pluribusque veris denariis adulterinus emitur

) — очевидно, с целью изъять их из обращения[648]. Под falsi, надо думать, подразумевались прежде всего монеты, чеканенные магистратами, но не соответствовавшие новым стандартам[649]. Э. Ло Кашо допускает, что было введено наказание за отказ принимать государственные деньги. По мнению Б. Санталючии, в эдикте нарушения в данной сфере рассматривались не как crimen

, караемое по закону, а как delictum, преследуемое в рамках гражданского процесса[650]. М. Крофорд предполагает, что был стабилизирован обменный курс между денарием и ассом[651]. Он также допускает, что преторы обещали выплачивать компенсацию тем, кто понес убытки из-за неправильного определения курса при обмене (Crawford II, 1974, 620). Последнее, впрочем, более гипотетично.

Хотя эдикт был разработан всеми преторами, огласил его на сходке, вопреки договоренности (если верить Цицерону), племянник покойного арпината претор Марий Гратидиан[652]

от своего имени[653], что снискало ему огромную популярность[654] (см. ниже, с. 377-378)[655]. Это и неудивительно, поскольку помимо ростовщиков от установления твердого курса выигрывали многие простолюдины, получавшие жалование, — наемные работники и воины[656]

. Однако рассуждения Б. П. Селецкого о том, что эдикт вызвал резкое недовольство нобилитета, который отождествляется ученым с «землевладельческой аристократией», едва ли обоснованы. Во-первых, даже при таком отождествлении (несомненно, упрощенном) вряд ли очевидно, что основная часть нобилей погрязла в долгах и потому была заинтересована в сохранении нестабильного курса монеты. Во-вторых, зверская расправа над Гратидианом во время проскрипций[657], в которой Б. П. Селецкий видит месть «оптиматов» за упомянутый эдикт, поскольку больше никаких «заслуг» за племянником Мария не числилось, аргументом не является. В схолиях к Лукану достаточно недвусмысленно указывается, что убийство Гратидиана было местью за его причастность к гибели Катула — консула 102 г. (см. выше), за что с ним и расправился его сын, будущий консул 78 г.[658]

Это прямое вмешательство магистратов в дело выпуска монеты оказалось единственным в доцезарианский период[659], что свидетельствует как о важности вопроса, так и о способности циннанцев на неординарные меры. Последствия реформы Гратидиана (точнее, преторов) в источниках не освещаются, однако, судя по тону сообщения Цицерона (Off. III. 80), реформа оздоровила ситуацию и способствовала восстановлению кредита. Правда, фальшивомонетничество оставалось серьезной проблемой, недаром впоследствии Сулле пришлось издать lex Cornelia de falsis (Paul. Sent. V. 25. 1). Кроме того, расходы на осуществление эдикта Гратидиана, по всей видимости, легли тяжким бременем на казну (Bennett 1923, 42) — правда, мы не можем выяснить, каковы были их масштабы.