Первая гражданская война в Риме

Важнейшей проблемой, стоявшей перед новым правительством, являлась финансовая — казна была пуста еще со времен Союзнической войны, кризис усугубился из-за потери Азии, долговая проблема, тормозившая нормальное функционирование экономики, все больше обострялась. Закон Корнелия — Помпея о Долгах (lex Cornelia Pompeia unciaria) с его весьма умеренными положениями мог лишь немного смягчить ее (Bennett 19123, 41). В сложившихся условиях требовались куда более решительные меры, и циннанцы решились на них: в 86 г. был принят lex Valeria de aere alieno. Он предусматривал сокращение долгов, поскольку их разрешалось теперь уплачивать медью, на три четверти[625]. Мера эта была беспрецедентной[626] и в глазах кредиторов чрезвычайно непопулярной — Веллей Патеркул (II. 23. 2) называет Валерия Флакка, от имени которого был внесен соответствующий законопроект, автором позорнейшего закона,

turpissimae legis auctor. Саллюстий (Cat. 33.2), чье мнение об этой мере считается положительным[627], ибо он говорит о принятии lex Valeria «по желанию всех порядочных людей (volentibus omnibus bonis)», может подразумевать и обратное, поскольку эти слова вложены в уста сподвижника Катилины Манлия и его друзей[628]

. На сильное недовольство законом влиятельных лиц (несомненно, не только всадников, но и тех сенаторов, кто занимался ростовщичеством), серьезно угрожавшее репутации его автора, указывает то обстоятельство, что провести его было поручено Валерию  Флакку — в противном случае Цинна предпочел бы связать эту меру с собственным именем (наглядный пример — история с обнародованием эдикта Гратидиана, см. ниже)[629]. Правда, lex Valeria de aere alieno позволил сдвинуть долговой вопрос с мертвой точки — теперь кредиторы могли получить хотя бы четверть, тогда как прежде и об этом зачастую речи не шло[630], однако, судя по оценке Веллея Патеркула, их не устраивало такое решение. (В то же время нет данных и о реакции должников, которые получили от новых властей весьма щедрый подарок — иной будет ситуация с Гратидианом.) Но закон Валерия, по всей видимости, распространялся и на долги государства[631], что, надо думать, стало важнейшей причиной его принятия

[632]. Правда, Б. П. Селецкий (1983, 157-158), указывая на получение на рубеже (предположительно) 87—86 гг.[633] крупных сумм из Египта[634], считает, что положение казны было не настолько тяжелым, но вряд ли этих средств хватило бы на покрытие долгов казны, опустошенной в результате Союзнической, Митридатовой и гражданской войн. О долгосрочном эффекте lex Valeria сведений нет (Lovano 2002, 73), однако, как следует из Саллюстия (Cat. 33.2), он оставил о себе память как облегчивший долговое бремя — недаром к этому закону потом апеллировали должники более двух десятилетий спустя. По мнению Ч. Барлоу, уменьшение долгов на 75 % отражало дефляцию цен на землю, вызванную накоплением денег и их нехваткой в обращении. Lex Valeria

способствовал снижению долгов до уровня, на котором цены на землю и наличие денег в обращении делал возможной выплату долгов. Сбалансирование долгов и цен на землю способствовали восстановлению кредита и fides. К тому же фактические потери заимодавцев были не так уж и велики, ибо теперь они получали долг деньгами, подвергшимися дефляции — реальная стоимость прежней и нынешней сумм долга почти совпадала (Barlow 1980, 216). Однако эти соображения при всем их остроумии и логичности основываются на множестве труднодоказуемых допущений. Если же говорить о казне, то она, перейдя на расчеты, предусмотренные законом Валерия (Cic. Font. 2), очевидно, немало выиграла от него[635]. То же, вероятно, можно сказать и о многих частных лицах; долговая проблема утратила прежнюю остроту, и Сулла, в 88 г. озаботившийся хотя бы ее смягчением, в 82—80 гг. законов, связанных с нею, уже не издавал — видимо, за отсутствием особой необходимости[636].

Высказывалась точка зрения, что одной из задач закона являлось улучшение отношений новой власти хотя бы с частью сенаторов в условиях предстоявшей борьбы с Суллой (Frank 1933, 56), но безуспешно — именно в это время началось «массовое бегство римской знати» в лагерь Суллы (Селецкий 1983, 158). Если первый тезис можно принять с той оговоркой, что имелись и другие цели (общее оздоровление финансовой ситуации), то второй совершенно неприемлем: бегство отнюдь не носило массового характера (см. ниже), да и причины его могли быть сугубо политического свойства.