Первая колония

– В скелетных структурах живых образцов некоторая часть нанороботов образовывает волокна, берущие на себя часть нагрузки. – Любовь Юрьевна, щёлкнув парой клавиш, продемонстрировала нам картинку на ноутбуке… которую мы всё равно понять не смогли. Но умные лица на всякий случай сделали. – Прочность их такова, что если армировать подобными нитями обычную туалетную бумагу, то я взялась бы распилить ей весь «Гагарин». Но образовывают подобные структуры лишь два процента нанороботов, имеющихся в костных и хрящевых тканях. А остальные занимаются непонятно чем. Хотя, скорее всего, вообще ничем не занимаются. А ещё примерно такое же количество машин латает собой полученные повреждения или иными способами вмешивается в его метаболизм, облегчая протекание физиологических процессов. Хотя если бы они работали все разом, раны, полученные левиафанами и их десантом, затягивались бы прямо на глазах.

– Такое поведение для машин выглядит странным, – задумался капитан. – И нелогичным…

– Наоборот. Это же явная программная защита, не позволяющая нанороботам без прямых указаний выполнять сложные приказы, – возразил я, отважившись вступить в разговор. – Роботы, которые теоретически способны разобрать на молекулы всю планету, и не должны быть самостоятельными… Если, конечно, их создателям не нужен обретший своё самосознание ИИ роевого типа. Они работают с готовыми шаблонами действий вроде самоуничтожения при попадании во внешнюю среду. А нет приказов – не работают. Или делают чего-то такое, для чего сложные расчёты и обработка информации им не нужны.

– Похоже на то, – согласилась со мной женщина-учёный, поощрительно улыбаясь. – Во всяком случае, если бы я сама могла сотворить подобных нанороботов, то тоже жёстко бы их ограничила.

– Так левиафаны не просто животные, а нечто вроде биологической бронетехники? – придирчиво уточнил дядя. – Ну, как дроны. Остались без хозяев, но территорию всё равно патрулируют по заданным маршрутам. А нанороботы их чинят. И пополняют им расходные материалы вроде тех же десантников из найденного сырья. Можно ли говорить о наличии у этих медуз разума? И как они командовали высаженным десантом?

– Ничего не могу сказать по данным вопросам, – развела руками женщина. – Мы можем найти их мозговые ганглии, но оценить их эффективность – увы. Хотя те же состоящие из нанороботов структуры вполне могли при необходимости поработать как микросхемами-мозгами, так и рациями.

– Или искусственно изменённые звери со сложными инстинктами, – осторожно выдал я ещё одно предположение. – Разве какой-нибудь генерал откажется от оружия, которое само свободно воспроизводит себя без дополнительных затрат из бюджета. А при получении соответствующего приказа заканчивает пастись на травке и встаёт в строй?

– А нам не всё равно? – пожала плечами Любовь Юрьевна, переставая печатать и устало потягиваясь. – Главное, чтобы ещё десяток тварей внезапно в гости не нагрянул. Или сто. Если не целая тысяча.

– Не должны, – неуверенно пробормотал Глыбин. – По донесениям разведчиков, это была единственная стая в нашем регионе. Они её уже давно заметили, но особого внимания левиафанам не придавали. Те ведь никого не жрали, а просто смирно дрейфовали туда-сюда с порывами ветра. Вот и сочли их каким-то аналогом летающих китов…

– Угу. У меня была по ним где-то докладная записка с призывом исследовать феномен биологических дирижаблей, – кивнула женщина, слегка зевая и прикрывая рот изящной ладошкой. – Только вот ксенозоологи интересных видов нашли десятки, когда их все отлавливать и вскрывать? Да и занят весь научный корпус был сначала подготовкой экспедиции в руины, потом анализом добытых артефактов.

– Да мы вас и не обвиняем, – вздохнул капитан «Гагарина», устав ходить и усаживаясь на один из стоящих у стены стульев. – Сами хороши. Как там выжившие инженеры, кстати?

– Вылечить их земная медицина бессильна, но поддерживать стабильное состояние вроде бы может, – поджала губы Любовь Юрьевна. – Нанороботы остановили процессы перестройки организмов почти сразу же после гибели левиафанов. Но поворачивать процессы вспять или доводить их до конца не собираются, хотя и циркулируют в крови несчастных. Царенко говорит, что двое из троих достаточно стабильны. Могут общаться, как-то шевелиться и помнят, кто они такие. А вот последний не то сошёл с ума, не то нанороботы напрочь отформатировали ему мозги. Бросается на людей, рычит, не есть и не пьёт самостоятельно. Питание получает по большей части внутривенно, хотя пищеварительная система и не до конца атрофировалась.

– Что ж, заботиться о них – наш долг, – мрачно кивнул Глыбин. – Хорошо ещё, что кроме них больше пока нет тех, кто поселился в госпитале навсегда.

– Гибель почти двух десятков человек с момента высадки ужасна… Но лучше уж могила, чем недееспособный инвалид, которому нужны постоянные уход и забота, – покачала головой Любовь Юрьевна. – Я молюсь, чтобы суровые условия Циратры никогда не заставили нас принимать тяжёлых решений, обрекающих пострадавших на эвтаназию, поскольку коллектив не сможет их содержать.