Первая колония

— Привет тебе, царь! Это теперь наша граница, — выглянул из окна укрепления, подготовленного к обороне, Однорукий. — Пройдешь еще пятьсот шагов, и будешь на своей земле. Передай другим царям: если они хотят жить и благоденствовать, пусть быстрее заключают мир с нами. А хотят добычи и славы — пусть заключают союз.

— А что с нашими воинами? — внутренне содрогнувшись, спросил царек.

— Живых и трупы готов тебе отдать. Мы их не грабили из уважения к их смелости и честности.

— Трус и подонок! — раздалось из укрепления. — Я не верил чужакам, но ты действительно таким оказался, арцханская собака!

— Не нужно мне вашей милости, — гордо ответил Цацикот. — Я выкупаю у вас пленников и трупы за пятьдесят золотых.

Пленники побледнели. После того, как Цкликрзат обругал Цацикота, стало ясно, что царек сделает с пленниками, отойдя на свою землю. Такие оскорбления смываются только пытками. Не зря он пожелал за них заплатить. После выкупа воины его, и никто царьку не скажет ни слова, если он их запытает до смерти.

— Не продавай нас, — безнадежным голосом сказал Цкликрзат. — Мы будем служить вам, только похороните наших братьев с честью.

— Вы смелые бойцы. Вы заслужили честь, — ответил Однорукий и прокричал царю:

— Ваши люди не желают быть выкуплены тобою!

— Убирайся, гнида собачья! — раздался вопль Цкликрзата. — Мы будем служить достойным и смелым!

Люди царька явно еле сдерживали смех. Они, чувствуется, совсем не уважали Цацикота. Царек ощутил настроение отряда, и, ругаясь, поплелся со своими людьми дальше. А Однорукий принял присягу новых своих слуг-воинов. Рабов расставили очищать укрепление, самые грязные работы делали опозоренные, они, в частности, обмывали трупы, которые назавтра должны были похоронить горцы по своим обычаям. Ненасильнику барон, поглядев, что и как лекарь тот неплох, назначил плату пять золотых в месяц. Для слуги это было очень щедро.

И тут раздался крик часового. Цацикот со своим отрядом скрытно вернулся и попытался внезапно напасть на старков, которые, как он считал, сейчас пьют и небоеспособны. Старки и слуги-воины немедленно выбежали из укрепления, первый ряд сразу же построился в стену щитов, и половина воинов царя сразу же приотстала. С ним, судя по всему, пошли в отчаянную атаку на небольшой, но крепкий, строй лишь его арцхане. Пока горцы стремились поколебать железный строй, с двух сторон выскочили слуги и рабы, и все нападавшие, кроме трех убитых, оказались в плену.

От отставших горцев отделился воин, поднял щит в знак мира и подошел к барону.

— Те, кто пошел в глупую атаку, твои. Только не убивай их, просим тебя. Тогда будет считаться, что мы спасли им жизни, и мы сможем с честью вернуться домой. А дальше дело их родичей: выкупать их или оставить тебе.

— Тех, кто смело пошел вслед за своим царем в безнадежную атаку, я отпущу в рубашках, штанах и с кинжалами, как честных воинов. А вот этого ничтожного царька, поведшего вас на позор или смерть из-за своей жестокости и кровожадности, я убивать не буду, но после того, что я с ним сделаю, его никто не пожелает выкупать. Он даже обычным рабом у нас быть недостоин. Он ходячий позор.

С царя сняли все оружие, бешмет и штаны и растянули его ноги к двум деревьям. Тот скрежетал зубами и ругался, переживая свое бесчестье. Но самое страшное ему еще предстояло. Урс приказал Аориэу взять нож и кастрировать Цацикота. Аориэу упал в ноги и заявил, что он просто не может этого делать. Ненасильники никогда не могут отрезать от человека живую плоть, и поэтому неспособны быть хирургами. Тогда Урс приказал монаху-лекарю сделать такое, тот тоже попросил избавить его: "Я готов затем обработать рану, но я лекарь и монах, а не палач." Тогда Урс приказал Шритонакту, и тот с удовольствием достал кинжал. В этот момент из укрепления вышел шатающийся, но непреклонный, Цкликрзат и заявил, что он просит предоставить ему честь оскопить эту свинью. Царь завизжал и обделался, чувствуя, что тот яйцами не ограничится. А стоящие поодаль горцы заулюлюкали, понося Цацикота за трусость и позорное поведение. К ним присоединились и ихлане. Старки смотрели на все это с выражением суровой решимости на лице, считая решение барона справедливым, хоть и жестоким.

Неожиданно Аориэу упал в ноги к Урсу и заговорил по-старкски.

— Владетель! Ты же понимаешь, что все равно тебе воевать со Ссарацастром. Этот ничтожный Цацикот — средоточие позора, бесчестья и неудач. Отдай все эти три вещи врагам, отпустив его.