Первая любовь

– На переговоры со мной должен пойти еще кто-нибудь, чтобы создалось впечатление солидной проектной группы. Хоть пара человек, для вида. Понимаешь, сейчас главное – получить этот проект, а там я сам во всем разберусь, как-нибудь справлюсь, один.

Он замолк и считал мармеладины, оставшиеся в коробке.

– Почему ты не подумал обо мне, я ведь тоже могу поучаствовать и помочь.

Секунду-другую он осознавал услышанное, разглядывая трещинки оконной рамы. Потом, обрадованный, потянулся к Нине, неумело сгреб ее со стула и понес, невесомую и хрупкую, наобум в комнаты. Вот уже показалась взлетная полоса родительской двуспальной кровати, но в это самое время где-то за спиной зацарапал ключ в замке. Гнусавый детский голосок, издали похожий на пение амурчика, бойко спросил: «Есть кто живой?»

Они поспешно вернулись в прихожую, нехотя представ перед неохватной женой брата, Нина – стараясь улыбнуться, Нико – натягивая серьезное, вдумчивое выражение лица, которое, впрочем, не скрыло покусанных губ и румянца на его пылающих щеках. Невестка покосилась на сгорбленную мешковатую фигуру румяного ухажера Нины и шепнула: «Нашла, тоже мне. Ни кожи, ни рожи». Но даже это не смогло омрачить радости Нико. По дороге домой он некоторое время гадал, как в таком грузном и неприветливом теле может тлеть этот нежный детский голосок.

Вокруг Нины летали голубые бабочки. Они садились ей на плечи, на руки – сначала две, потом откуда-то взялась еще одна, доверчиво опустилась на распахнутую ладонь. Наверное, голубые бабочки были ей к лицу, но Нико ничего не замечал, он был далеко, нетерпеливой мыслью кружил над чертежным столом, как большая нервная птица. Банкир назначил встречу с проектировщиками, надо было, не оттягивая, решить, кто пойдет с ним. Бабочки на него не садились, облетали стороной. Они словно догадывались, что учуявший их паук ронял голодные слюнки и скрипел три дня не евшими челюстями, переваривая собственный яд в маленьком пластиковом кармашке для фотографий.

– Эта встреча очень важна. Чья заявка на проект покажется наиболее удачной, той бригаде его и поручат. Хорошо бы выиграть, – сказал Нико, так внимательно разглядывая небо, словно надеялся отыскать там проектную бригаду себе в помощь.

Он отогнал одну бабочку от лица, строго осмотрел коротенький синий сарафанчик, обдуваемый, как парус, на Нинином теле, и, неловко обняв, начал пододвигать ее к себе. Тут же, как из-под земли, появился старик с садком, что-то покрикивая, принялся метаться по пляжу, выловил пустую бутылку, что плавала на отмели, и с брызгами вылил из нее воду. Они робко отодвинулись друг от друга. «Сосунки бесполезные», – прошептал бродяга. Тогда Нико вскочил на ноги, отряхнул песок с мясистых бедер, туго перетянутых черными джинсами, и воскликнул:

– Пойдет еще мой дед! Точно! Он же видный деятель советской архитектуры, автор проекта Дворца Советов, репрессированный и выдающийся человек. Собственно, он и наткнулся в проектном бюро на этот бездомный банк.

* * *

Мутный и тоскующий взгляд цвета целлофана, взъерошенные сизые волосы, старый свитер, широкие матросские брюки с неказистыми мужскими заплатами, панама в руке – вот первое впечатление от деда, который крадучись продвигался по стеночке коридора. Нина усмехнулась. Она припомнила, как Нико восторженно рассказывал, что Гарьковича все знают. Что дед ходил на прием к декану, после чего внука взяли в архитектурный. И это при конкурсе десять человек на место. Будто бы стоило деду позвонить, и Нико приняли в аспирантуру. Теперь это казалось менее правдоподобным: дед вяло смотрел куда-то поверх голов, ощупывал сухой ладонью стену, пробирался по коридору в свою комнатку, бормоча под нос, что опять кого-то принесла нелегкая, спокойно, Бартоломеич, все спрятано, ничего не найдут.

– Дед, все в порядке, отбой! Я – твой внук. А это, познакомься, моя подруга, Нина. Мы зашли пообедать! – проорал Нико в приоткрытую дверь.

– А, мой мальчик! Очень хорошо. А я-то думал, опять пришли обыскивать старика. Обед на столе, кушайте, вздремну пару часиков, устал чего-то.