Первая любовь

Нико опускал глаза, не зная, стоит ли вернуть подаренную вещь, не разобидит ли это ранимого старика, не заподозрит ли он своего юного друга в воровстве, забыв, как вчера с улыбкой, с шутливым подзатыльником дарил остатки своего прошлого. С годами коварный избирательный склероз деда усиливался, как пламя съедая бумажные и деревянные фрагменты макета памяти. Старик восполнял пробелы плодами собственной фантазии – сочинял обыски, взметнувшие вещи в квартире до такого полного беспорядка и запустения, что даже трость, замененную ореховой палкой, было трудно отыскать в коридорчике среди старых примусов, утюгов, газовых горелок, запыленных чертежных ламп и рулонов пыльной миллиметровки, изъеденных голодной молью. В комнате старика было жутковато маневрировать меж съежившихся от сухости деревянных стульев от разных гарнитуров, среди дубовых комодов, сдвинуть которые и силачу не под силу. Бесконечные сугробы пыли устилали почерневший местами паркет, полки с танцующими так и сяк книжонками – тонкими детскими (в память о несостоявшейся семье Гарьковича) и ветхими томами – свидетелями тщетных потуг архитектора, бессильно опавшего теперь в скрипучем кресле под кружевным торшером.

И все же какая-то тайная надежда грела холодные руки Гарьковича. Он упрямо, стойко ждал, выискивал что-то на страницах прошлогодних газет, уголки которых разглаживал дрожащими пальцами, похожими на сухие стручки бобов. Или вдруг принимался вдохновенно водить отросшим ногтем по старому плану неизвестного помещения на закапанной вареньем, залитой зеленкой миллиметровке. Искал что-то и на собраниях проектного бюро, куда упорно ездил на такси, а потом два месяца откладывал на следующий визит.

Однажды дверь в комнатку Нико еле слышно мяукнула и затихла. Нико продолжал лежать на плешивом бесцветном коврике и, слюнявя пальцы, с хрустом переворачивал страницы дореволюционного труда по планированию системы вентиляции дворцов и придворцовых строений. Что-то прохладное дыхнуло в затылок, он обернулся в поисках источника сквозняка и увидел нервную фигурку Гарьковича, который манил его, требуя оторваться от чтения и срочно двинуться куда-то. Привел же на кухню, где они вдвоем до вечера строили план стариковской квартирки на посеревшем листке альбома. Нико вымерял размеры стен и ширину дверных проемов рулеткой с ржавой, звенящей металлом и ранящей пальцы лентой. Не забыли обозначить ванную, чуланчик-туалет с крошечным ветровым оконцем, а также две небольшие квадратные комнатки и кухню-табакерку со встроенной под подоконником кладовой для компотов, которые старику дарили жалостливые соседки. Компоты в кладовой не задерживались, старик, в очередной раз упав духом, принимался швырять банки об стену, словно надеясь пробить «несправедливость, что плоть и кровь этой страны». Стена становилась липкой, по полу рассыпались розовые кусочки яблок и прорезиненные вишенки цвета спекшейся крови… Пока они работали над чертежом квартирки, Гарькович пыхтел, шевелил белесыми губами, ронял на лист хлопья перхоти с серых волос, собранных на затылке в косицу. Наконец он застыл, задумчиво согнулся над чертежом с черными растушевками негодных ластиков, нахмурил брови, ткнул пальцем в самую середину и пробормотал:

– Видишь ли, это помещение странным образом напоминает мне флигель Большого Петергофского дворца, даже вот это маленькое оконце в комнатке служанки. И покои садовника, присмотрись… – Старик озадаченно навис над чертежом. – Значит, где-то здесь в стене замурована и дверь в галерею, – продолжал он размышлять вслух, – в стекленную галерею зимнего сада с фикусами, пальмами и отростками земляничного дерева, которые, наверно, уже выросли и подпирают кронами витражный купол потолка.

Весь остаток того зимнего вечера они искали в стене стариковской спальни потайную дверь, ведущую в галерею. Вдвоем, пошатываясь, кое-как оттащили кровать, рисуя ножками на паркете листья ириса. Чихая от пыли, отдирали выцветшие голубенькие обои со стены. Как два сластены, судорожно раня пальцы, соскребали безе пожелтевшей штукатурки. Но дверь стекленной галереи с зимним садом была так надежно запрятана за глухой кирпичной кладкой, что найти ее оказалось им не под силу.

IV

На встречу с банкиром компанию проектировщиков, состоящую из Нины, деда и Нико, вез брат. Он вызвался сопровождать Нину утром – молча собрался и пошел следом за ней с лицом живодера. Бессмысленно было его останавливать, проще было не обращать на него внимания.

Банкир временно разместился в желтом двухэтажном особнячке XIX века. Дед скомандовал остановить старенький «Москвич», бодро выбрался из машины, мечтательно осмотрел особняк: белые, с трещинами колонны фасада, облезлую грязно-желтую штукатурку под окнами со строгими наличниками без переплета.