Первая Мировая война

На данной стадии в рассуждениях высшего слоя английского руководства присутствовал элемент "игры ума". Это были пока рассуждения, а не процесс выработки конкретной политики. Ллойд Джордж и Бальфур не хотели принимать роковых решений (способных быстро и необратимо антагонизировать Петроград) до тех пор, пока Запад в целом не определит более отчетливо свою позицию в отношении России. Первый случай для выработки общего подхода представился в конце ноября 1917 года на союзнической конференции в Париже. Одной из главных особенностей этой конференции было участие в ней (впервые) наряду с европейским Западом американцев. (В Париж прибыл полковник Хауз). В этом смысле Парижская конференция была важна в двух отношениях, она должна была, во-первых, определить какой будет новая западная стратегия в отношении России, и, во-вторых, способны ли американцы одним махом оседлать мировую дипломатию, удастся ли им стать фактическими руководителями антигерманской коалиции. Разумеется, в Лондоне и Париже были готовы положить на чашу весов почти все для того, чтобы, спасаясь от германской гегемонии, не попасть в структуру, возглавляемую американцами.

Сразу же после начала конференции (30 ноября 1917 года) министр иностранных дел Бальфур задал своим французским, американским и итальянским коллегам принципиальный вопрос, может ли Запад позволить себе милость в отношении России — освободить ее от обязательства не заключать сепаратный мир? В формирующейся дипломатической концепции Бьюкенена-Бальфура доминировал следующий резон: сохранение дипломатических связей с Россией должно укрепить ее решимость сопротивляться в случае крайних германских требований. Более того, возникала надежда, что сразу же увянет тезис большевистской пропаганды о желании Запада обескровить Россию, уже надорвавшую свои силы. А главное, рано или поздно, но России придается уйти из зажигательного мира лозунгов в суровый мир реальности, где ей противостоят дивизии кайзера.

Надо сказать, что французская делегация выразила симпатию только в отношении последнего тезиса. Клемансо и его окружению совершенно не нравилась идея Бьюкенена о фактическом разрешении России подписать сепаратный мир с немцами. По словам французского министра иностранных дел Пишона, позволить России заключить сепаратный мир с Германией было бы непростительной ошибкой. Россия просто станет протекторатом Германии, не более того. Разрешение на сепаратный мир означало легитимацию Советской России и оказание мощной поддержки силам социального подъема в западных странах, а это деморализует значительную долю населения на Западе. Большевики получили бы на Западе искомую респектабельность, а заняв нужные им позиции в западных обществах, они начнут рвать социальную ткань западной цивилизации. С точки зрения Парижа, следовало подождать, пока непредсказуемый Петроград будет возглавляться более приемлемым для Запада правительством.

Итальянский министр Соннино был еще более категоричен. Если России будет дана возможность заключения сепаратного мира, "каким будет эффект, произведенный на Румынию, на сербов и на Италию?" Англии легко раздавать разрешения, "она не имеет врагов внутри страны, но другое дело Италия, и, возможно, завтра это будет суровой проблемой для Франции. Как только мы предоставим России право сепаратного мира, определенные партии в других странах будут стараться получить такое же право". Главенствующая идея французов и итальянцев — подождать, пока в России появится более стабильное, более понимающее нужды Запада правительство. С данным договориться практически невозможно. Англичане сочли благоразумным не раскачивать лодку западного единства. Другое дело — американцы.

Вильсон дал Хаузу четкую задачу не затеряться в западноевропейском строю. Америка призвана модернизировать политику Запада и ее представители должны отстоять от дрязг старой дипломатии, должны подняться выше узкого кругозора Лондона, Парижа и Рима. Дискуссии в Париже депрессивно действовали на посланца президента. Велика ли мудрость маневрирования в болоте русской политики, если она, как оказывается, сводится к тому, чтобы ждать нового, более стабильного русского правительства? Сколько времени ждать? Что делать в процессе ожидания? А если новое русское правительство будет лояльно проантантовское, какой прок от этого Америке?