Первая мировая война в 211 эпизодах

8 июня, 23.00… На правом берегу, после мощного артобстрела, враг предпринял несколько попыток штурма наших позиций, к западу и востоку от хутора Тьомон. Но атаки были отбиты благодаря нашему заградительному огню и нашим пулеметам.

9 июня, 15.00… На правом берегу немцы продолжали атаковать на участке фронта в два километра, к востоку и западу от хутора Тьомон. Их атаки на западе полностью провалились, враг несет тяжелые потери…[175]

Один солдат возражает, что здесь умалчивают о наших собственных потерях, но остальные очень довольны и твердят, словно в утешение: “Это пишут о нас”. И может быть, именно благодаря этим коротким сообщениям об их боях они и выстояли. Может, именно этим действиям с самого начала было предназначено стать текстом. Может, они выстрадали свои десять дней для того, чтобы кто-то смог сказать, что высоту 321 (не столь важную с военной точки зрения) удалось удержать.

Так же и оборона Вердена стала для французов символом, и генералы, политики, журналисты и общество могли сказать друг другу: “Да, город удерживали, удерживают и будут удерживать дальше”. Но никто не удосужился подумать о том, что означает этот коротенький переходный глагол tenir, “держать, удерживать”. А он означает одно для высших генеральских чинов, другое — для националистической прессы в Париже, третье — для командиров на местах, четвертое — для пехотинцев, вроде Арно и его тридцати солдат. Трагизм и беспощадность этого сражения результат не только того, что здесь аккумулировался разрушительный потенциал воюющих сторон, но и риторической и семантической путаницы — ради чего и кого сражались.

Во всяком случае, теперь худшие дни этого сражения позади. За прошедшую неделю немцы предприняли наиболее массированное наступление начиная с февраля. И они одержали значительную победу. После ожесточенных боев пал еще один важный французский опорный пункт, форт Во. (Сразу после того, как изрядно поредевший батальон Арно вывели с передовой, немцы возобновили свои атаки. В конце концов высота 321 была занята немцами.)

Арно слышит свист с узкоколейки, которая петляет между Верденом и Бар-ле-Дюком. И понимает, что он справился:

Я сошел с эшафота страданий и возвратился к миру и жизни. Раньше я думал, что останусь таким же, как прежде, отстояв десять дней лицом к лицу со смертью. Но я ошибался. Моя юность ушла безвозвратно.

♦

В тот же день Флоренс Фармборо записывает в своем дневнике:

День выдался жаркий и душный. Утром Александр Александрович, один из наших транспортных начальников, предложил прокатиться, чтобы взглянуть на оставленные австрийские окопы. Мы охотно согласились. Один окоп превосходил все остальные по роскоши и уюту. Мы решили, что он служил бункером для офицера артиллерии. Там стояли стулья и стол, по армированным стенам висели картины и полки с книгами, — да, там стояла даже английская грамматика.

110.

Первая половина июня 1916 года

Владимир Литтауэр участвует в ночном покосе у Двины

Можно ли рисковать жизнью ради охапки сена? Да. На войне люди готовы рисковать и не за такую малость.

Русская армия стала значительно сильнее в эти последние полгода, прежде всего в материальном отношении[176]. Пополнялись запасы боеприпасов, противогазов, колючей проволоки, повязок и прочего. Миновало то время, когда солдатам приходилось идти в бой без винтовок. Решили и другой болезненный вопрос — нехватку снарядов для артиллерии. Впечатление создавалось благоприятное. Поговаривали о том, что вскоре русская армия сумеет перейти в контрнаступление. Ибо она не только стала сильнее. Она многому научилась. Это заметно по полевым укреплениям.

Полк Литтауэра стоит на западном берегу Двины, в надежном предмостном укреплении поблизости от Иллюкста. Укрепление действительно мощное. Литтауэр прежде не видел ничего подобного: