Перворожденная

– Ну, – смутился Идрис. – Потюкали мы их. Май уж очень злой был, рассердился, что лошадь загубили.

– Да, эльфы, они такие, зверюшек любят, – в уголках глаз мага собрались веселые морщинки. – Кони, белки…

Идрис захохотал:

– Да ладно тебе, славный зверь же. Леди Исилвен вон его в комнате оставила, не бузит вроде.

– Когда оставила?

– А сейчас. Она с полчаса назад ушла.

Финеас поднял бровь:

– Куда?

– На задний двор, кажись. Сказала, магию будет пробовать, в темноте, чтобы никто за ней не наблюдал.

Небольшими глотками маг осушил посудину до донышка, снова уставился в окно. Вот и все, мастер Юрато. Перворожденная обрела искомую силу, твоя помощь ей больше не понадобится. Не понадобится. Точка. До Зафира надо только добраться. Уж это данное себе обещание он выполнит.

Идрис повозил своей бадьей по столу, кинул на мага один взгляд, второй. Вздохнул.

– Трудно тебе будет, – сказал он.

Финеас оторвался от созерцания тьмы за стеклом.

– Ты о чем?

– Ну, глаза-то у меня есть. Ты не смог ее ударить, там, у храма, хотя она просила. И смотрел на нее так… Вот и говорю, тяжело тебе будет, все-таки Перворожденная.

Темный маг молчал, поцеживая эль.

– Зато Мара на тебя виды имеет, – попытался пошутить варяг. – Я б, наверное, тоже с ней попробовал. Как-нибудь. Не, чего, я бы осторожненько, конечно; но ей, похоже, только ты и нужен.

Идрис сделал паузу, однако ответа не последовало. Зашел с другого боку:

– А она-то тебе нужна?

На лице Финеаса мелькнула скептическая усмешка.

– Примерно так же, как нож под ребрами.

– Сурово, – откашлялся Идрис.

Некоторое время сидели, потягивая хмельное. Финеас задумчиво крутил эльфийский амулет, висящий на шее. Силы к магу постепенно возвращались, скоро они оба с мэтром ди Альберто придут в норму. Вопрос в том, достаточно ли этих сил, чтобы одолеть Зафира? Да, галлы и германцы помимо обычных ополченцев соберут еще и чародеев всех мастей. Кому-то предложат денег, кого-то заставят под страхом наказания, кто-то пойдет сам. Но и у Хессанора есть маги, битва будет равной. А колдунов такого уровня, как чернобородый брандеец, на Альтерре нет. Даже у хединитов. И что-то подсказывало Финеасу, что своего главного слова Зафир еще не сказал. Не может быть, чтобы подобный тип ничего не прятал за пазухой.

– Пойду я, – зевнул Идрис. – А ты… леди Исилвен станешь ждать?

Финеас качнул головой:

– Нет. Только загляну во двор, хочу убедиться, что с ней все в порядке.

Варяг загадочно ухмыльнулся, но ничего не сказал.

Крыша беседки, припорошенная снегом, белела на фоне темного неба. Иногда ее загораживали ветви деревьев, шевелящиеся на ветру. Эльфийка стояла рядом, перебирая в руках мерцающие желтым камушки. Маг шагнул было к ней, но остановился. Не надо продлевать агонию. Мизерикорд тут уместен гораздо больше. Что толку в еще одном разговоре, если он все равно не имеет права сказать то, что хочет? Она вновь могущественна, а главное, счастлива. Захочет – уйдет к своим братьям или, быть может, найдет способ попасть к себе на родину. Ее путь – это ее путь, она – Перворожденная. И маг развернулся, закрывая за собой дверь.

– Финеас.

Он задержался на пороге.

– Доброй ночи, – улыбнулась Исилвен.

Январь принес с собой холод и метели. Лютецианцы сидели по домам, кутаясь в платки и одеяла, а старожилы уверяли, что за последние сто лет не припомнят такой морозной зимы. Финеас подумал, что, возможно, разрыв Реальности и веяние Хаоса нарушили что-то в природе Альтерры. Или и впрямь боги разгневались, как болтали горожане на базарах и в храмах.

Дни шли за днями, унылые, однообразные, дел для мага не находилось. Идрис пропадал, то встречаясь с хединитами, то выполняя их поручения. Мэтр Лидио все светлые часы просиживал у большого камина в общей зале, читая прихваченные от серых чародеев книги. Исилвен поначалу редко выходила из своей комнаты, но однажды застала мадам Клодетту причитающей над сыном. Малец выл, держась за рассеченную до кости кровоточащую ногу. Поколол дрова, называется. Едва увидев беду, Исилвен потребовала, чтобы мальчишку перенесли в комнату, выдворила всех любопытствующих, включая мать, а через полчаса пацан вышел оттуда на обеих ногах, щеголяя почти незаметной алой полоской вместо раны. Мадам Клодетта на радостях одарила эльфийку отрезом тонкого италийского сукна и осчастливила рассказом о чудесном исцелении большую часть своих соседей. После этого к Исилвен потянулась вереница просителей. Мадам, осознав, что лишила свою знатную постоялицу покоя, тут же раскаялась и взяла на себя обязанности посредника, сообщая Исилвен лишь о тех случаях, которые действительно стоили внимания.