Первые леди Рима

Дабы засвидетельствовать почтение Ливии, Сенат опять предложил беспрецедентные для женщины почести, включая предложение обожествить ее и поклоняться ей, как богине. Сенаторы проголосовали за то, чтобы построить арку — монумент в милитаристском духе, на основании того, что «она спасла жизнь не одному из них, воспитывала многих детей и помогала многим заплатить приданое дочерям».[362] Они также хотели издать указ, чтобы все женщины империи год находились в трауре. Но Тиберий настоял, чтобы дела шли как обычно, запретив обожествлять мать, а также отказался выплатить определенные финансовые посмертные суммы, указанные в ее завещании. Он позволил отметить ее статуями и уступил в деле с аркой на условии, что именно он займется ее воздвижением. В итоге арка так и не была построена. Тиберий заявлял, что, отвергнув обожествление Ливии, он не проявил мелочность, а просто сделал то, что хотела его мать. Сам публичный отказ в почестях мог тогда, как и сейчас, служить пропагандистским целям, точно так же, как и сами почести, — урок, когда-то продемонстрированный Августом при отказе от власти, предложенной ему Сенатом. Даже после смерти его любимой сестры Октавии Август отменил почести, первоначально предложенные Сенатом. Точно так же некоторые в то время считали, что Тиберий держал в уме нечто иное, а вовсе не неприязнь к женщине, которая возвысила его и чьей внушающей ему благоговение власти над собой он, как все считали, сопротивлялся.

[363]

Образ Ливии как железной леди Рима, холодной, умной, сторонницы женской политики, является одним из самых стойких в римской имперской истории. Он приобрел широкое распространение в последующих пересказах как в художественной, так и в нехудожественной литературе. Но все эти пересказы и трактовки, как правило, принижают роль Ливии как пионера имперской materfamilias, упрощают сложность ее личности и роль ее в римской общественной жизни.

Все остальные императоры династии Юлиев-Клавдиев, которые шли по стопам Августа, были прямыми потомками Ливии — но только двое могли заявить о таком же отношении к Августу. И все ясно понимали ее важность в законности наследования ими власти.[364]

Поэтому ее портреты продолжали изготавливать, и несмотря на то, что Тиберий отказал в ее обожествлении, Ливия в итоге все-таки стала первой римской императрицей, которую объявили богиней, — хотя ей и пришлось подождать несколько лет, чтобы эта честь была дарована ей одним из ее потомков. После этого в римских провинциальных городах, таких как Лептис Магна, немедленно воздвигли культовые статуи, которые явно приглашали к поклонению ей, как божественной фигуре.[365]

Ливия преодолела забвение и другими способами. Заключение браков в римском Египте сопровождалось вызыванием духов от ее имени, а календари говорят нам, что ее день рождения все еще публично праздновался во время императора Траяна, почти веком позднее.[366] Выглядит замечательным, что даже спустя четыре века некоторые предметы ее одежды и украшений хранились в кладовых или выставлялись во дворце и являлись церемониальными подарками невестам римской императорской семьи. Возникла даже связанная с именем Ливии традиция, когда первая леди пользовалась гардеробом предшественницы и, таким образом, приобретала по ассоциации некое величие и авторитет, которые вещи даровали их первой носительнице.

[367]

Еще долго после ее смерти имя Ливии оставалось могущественным в римских политических кругах. Даже Тацит, один из самых суровых ее критиков, высказал ей ворчливое одобрение в некрологе, сказав, что, несмотря на все преступления, которые ей приписывают, трудно не согласиться с тем, что «…ее личная жизнь сохраняла традиционную строгость. Но ее обходительность превосходила старомодные стандарты. Она была уступчивой женой, но властной матерью. Ни дипломатия ее мужа, ни лицемерие ее сына не могли перехитрить ее».[368]

Принципиальной и самой немедленной жертвой после смерти Ливии стала Агриппина Старшая. Вскоре после смерти Августы в Риме было зачитано письмо от Тиберия с Капри, обвиняющее его падчерицу в «непокорном языке и непослушном духе».[369] Обвинение, как говорят, вышло на свет только теперь, потому что Ливия задерживала письмо, пока была жива. Кроме демонстрации ее влияния это могло также быть свидетельством того самого прагматизма, который заставил ее посоветовать своей подруге Саломее избегать возникновения вражды в собственной семье.