Первый чекист

Колька любил смотреть на дело своих рук — на то, как избитый или искалеченный человек корчится от боли Но на этот раз Кольке не пришлось наслаждаться любимым зрелищем: едва человек рухнул на землю, раздался пронзительный свист. И в ту же минуту Колька увидел бегущих по двору людей. А еще через минуту вокруг Кольки и его дружков образовалось плотное кольцо. На миг Колька пожалел, что захватил с собой только Двух приятелей, однако думать об этом было поздно — кольцо вокруг сжималось все плотнее. Колька струсил — такого здесь с ним еще не бывало! И тогда, рванув на груди бушлат, он закричал тонким визгливым голосом:

— Отойдите от меня! Я ненормальный! — и, выхватив из-за голенища нож, двинулся вперед.

В ту же секунду навстречу ему бросился светловолосый молодой человек. Через мгновение оглушенный уголовник уже лежал на земле, крепко прижатый несколькими парами рук. Нож валялся в стороне.

С трудом повернув голосу, Колька увидел начальника тюрьмы, надзирателей и солдат.

— Караул! — завопил Колька. — Бунтовщики уголовных бьют!

— Прошу немедленно разойтись! — еще издали крикнул Лятоскевич.

Кольку отпустили, и он с трудом поднялся на ноги.

— Как ты, мерзавец, посмел выйти из камеры? — обрушился на него начальник тюрьмы. — Кто выпустил?! — повернулся он к надзирателям. — Под суд пойдете! А вы, мерзавцы, — снова крикнул он уголовникам, — в карцер! Немедленно! Господа! — теперь Лятоскевич обратился, наконец, к ссыльным. — Произошла досадная ошибка, прошу разойтись по камерам. — Он даже попытался улыбнуться, но не мог скрыть злости и досады.

— Это не ошибка! — светловолосый молодой человек решительно выступил вперед. — Это заранее продуманный акт. Мы требуем немедленно сообщить, куда мы назначены на поселение, — раз, изолировать нас от уголовных — два, немедленно отправить на места поселения, а не держать в тюрьме — три!

Лицо Лятоскевича стало каменным.

— Вы забываетесь, господин Дзержинский! — резко бросил он и, повернувшись, зашагал прочь.

А вечером надзиратель объявил, что «льготы», которыми в отличие от заключенных пользовались ссыльные, отменяются. Отныне они не смогут свободно ходить друг к другу в камеры, не смогут весь день проводить во дворе, не смогут переписываться и общаться друг с другом. Так распорядился начальник тюрьмы.

Утром действительно камеры оказались закрытыми. Но днем ссыльных вывели на часовую прогулку во двор. Времени было очень мало, однако Дзержинский успел все-таки поговорить с товарищами, и ссыльные потребовали начальника тюрьмы. Лятоскевич явился немедленно — он, видимо, ждал этого.

— Льготы ваши, господа, отменены и, пока вы здесь, восстановлены не будут. — Он презрительно оглядел стоящих перед ним заключенных. — Можете жаловаться, господа.

— Нет, мы не будем жаловаться, — спокойно ответил Дзержинский.

— Отчего же! — насмешливо поднял бровь Лятоскевич. — Этого права я у вас не отнимаю.

— Мы найдем другой способ защитить свои права, — тоже насмешливо ответил Дзержинский.

Ночью план был продуман во всех деталях. На другой день во время прогулки заключенные незаметно окружили находившихся во дворе надзирателей и солдат и по команде Дзержинского обезоружили их. Сделано это было с такой быстротой, что никто из охраны даже не успел дать предупредительного выстрела. Один из товарищей предложил немедленно бежать, но Дзержинский категорически запротестовал; бежать без подготовки — это значило либо быть немедленно пойманными, либо погибнуть в тайге. Дзержинский предложил не бежать из тюрьмы, а наоборот, остаться в ней, как в крепости, а солдат и надзирателей выкинуть за ворота.

Так и сделали.

События в Александровском централе настолько напугали иркутского генерал-губернатора, что он немедленно послал телеграмму в Петербург министру внутренних дел, а на место происшествия направил воинские части. Туда же срочно выехал вице-губернатор.

Еще издали увидел вице-губернатор красное знамя с надписью «Свобода», вывешенное восставшилди над воротами тюрьмы.

— Пусть снимут флаг, — сказал он чиновнику для особых поручений, которому приказано было вести переговоры, — это первое наше условие, — подчеркнул вице-губернатор, — иначе мы вообще не будем разговаривать.

Чиновник направился к тюремным воротам, но очень скоро вернулся.

— Они отказываются снять флаг, — сказал он.

— То есть как отказываются? Как смеют они отказываться?!

Чиновник для особых поручений развел руками.

— Они объявили централ свободной республикой, — ответил он почему-то шепотом, — и требуют, чтоб все их условия были выполнены.

— Они требуют! Их условия! — взъярился вице-губернатор. — С кем вы разговаривали?!

— С Дзержинским.

— Кто он, этот Дзержинский, черт побери!

— Он у них там председатель республики, — ответил совсем растерявшийся чиновник.

— Пред-се-да-тель рес-пуб-ли-ки! — презрительно процедил вице-губернатор, растягивая слова, — да я этого председателя! Да я эту республику!.. — Но что собирался сделать вице-губернатор с республикой и ее председателем, он так и не сказал.