— Где ты увидишь Переплетчика и когда? — сразу начал полицмейстер.
Парень рассказал, что завтра он должен встретиться с Переплетчиком и получить от него книги. Какие книги — парень еще не знал, но, по всей видимости, это будет запрещенная литература.
Сторговались быстро — за предательство губастый попросил десять рублей, и они ему были обещаны.
Рано утром переодетые полицейские и шпики уже стояли во дворах и подворотнях домов, выходивших на площадь перед собором. Сюда, в скверик, должен был прийти Дзержинский.
Он пришел вовремя — минута в минуту. Губастый парень уже ждал его. Но передать книги Дзержинский не успел…
17 июля 1897 года Дзержинского арестовали. Это был первый арест Феликса. Год просидел он в ковенской тюрьме, а затем был выслан на три года в Вятскую губернию под гласный надзор полиции.
Но долго помнили о нем в Ковно рабочие, помнили сказку, которую любил рассказывать Переплетчик, и пересказывали ее молодым, приходящим на заводы рабочим.
Они так и называли ее — «сказка Переплетчика».
Однажды отец предложил сыновьям сломать пучок прутьев. Долго бился старший, ничего не получилось у него. Не смог сломать пучок прутьев и средний сын и младший. Тогда отец разделил пучок на отдельные прутики. И каждый из братьев легко сломал их.
Сказка очень понравилась рабочим. Каждого в отдельности сломать легко, как прутик. А всех вместе… В этом они сами убедились теперь.
ЧЕМ УЖАСНЕЕ АД ТЕПЕРЕШНЕЙ ЖИЗНИ, ТЕМ ЯСНЕЕ И ГРОМЧЕ Я СЛЫШУ ВЕЧНЫЙ ГИМН ЖИЗНИ, ГИМН ПРАВДЫ, КРАСОТЫ И СЧАСТЬЯ, И ВО МНЕ НЕТ МЕСТА ОТЧАЯНЬЮ. ЖИЗНЬ ДАЖЕ ТОГДА РАДОСТНА, КОГДА ПРИХОДИТСЯ НОСИТЬ КАНДАЛЫ.
НОЛИНСК
Прежде чем поставить ногу, полицейский долго и тщательно ощупывал ступеньку — не дай бог скрипнет! Ему хотелось поскорее преодолеть эту проклятую лестницу и припасть ухом к тонкой дощатой двери. Через нее хорошо слышно все, о чем говорят в комнате.
Уже не раз докладывал полицейский приставу, что его поднадзорный Феликс Дзержинский ведет преступные разговоры, питает враждебность к монархии. Даром что молодой. А как послушаешь его — так уши хоть затыкай. Полицейский прекрасно знал, что многие рабочие махорочной фабрики, где работал Дзержинский, вовсе не собираются затыкать уши. Даже наоборот: они с удовольствием слушают его.
Правда, недавно Дзержинского уволили с фабрики, а больше в городе Нолинске работать негде. «И правильно. Пусть помирает голодной смертью! — со злостью подумал полицейский, ощупывая очередную ступеньку. — Раз против царя идет — так пусть!»
Но Дзержинский пока был жив, и полицейский должен был следить за ним, подслушивать разговоры, подсматривать, что делает, с кем встречается.
Сегодня, едва стемнело, к дому, где Дзержинский снимал комнату за четыре рубля — полицейский знал и это, — потянулись ссыльные. Такие же бунтари, как и сам Дзержинский. Тут, в Нолинске, глухом городишке Вятской губернии, их было немало. А раз потянулись к Дзержинскому — ничего хорошего ждать не приходится. Это уж точно, уже проверено. Даром что Дзержинский и полгода не живет еще в Нолинске…
Полицейский преодолел, наконец, последнюю ступеньку, осторожно перевел дыхание и приник ухом к двери. В ту же секунду дверь широко распахнулась, и полицейский увидел на пороге Дзержинского. Молча схватив полицейского за шиворот, Дзержинский так тряхнул его, что фуражка свалилась с головы и покатилась по ступенькам вниз. А через секунду и сам полицейский катился по ступенькам, по которым он только что взбирался с такими предосторожностями. Стукнувшись о косяк входной двери, полицейский вскочил на ноги, ощупью нашел фуражку и, выбежав на улицу, в бешенстве погрозил кулаком маленькому занавешенному окошку на втором этаже.
— Подожди же, — хрипло прошептал он, — я тебе все припомню! — Он представил себе, как хохочут сейчас над ним в этой комнатке, и даже зубами заскрипел от злости.
Но полицейский ошибся: в комнате Дзержинского никто не смеялся. Примостившись на скрипучих колченогих стульях и на узкой кровати, собравшиеся внимательно слушали Феликса Эдмундовича. Пламя маленькой самодельной коптилки то и дело вздрагивало, и большие причудливые тени колебались на стенах. Дзержинский ловко свернул цигарку и прикурил от коптилки.
— Мы не только поможем нашим товарищам, хотя это само по себе уже великое дело, — говорил он. — Мы не только ободрим товарищей, покажем, что, где бы они ни были, они не одиноки. Мы покажем нашим тюремщикам, что существует великое братство людей, борющихся за свободу!
— Ведь нас не надо уговаривать, — сказал кто-то в углу, — мы все понимаем и готовы хоть сейчас…
— Верно, я это знаю, — перебил Дзержинский, — но надо, чтоб не только мы понимали и не только мы были готовы. Надо, чтоб как можно больше людей узнало и приняло участие во встрече!
— Это может плохо кончиться, — снова сказал сидевший в углу.