Первый человек

На полу, прислонившись к выступу скалы, сидел голый по пояс мужчина. Волосы его были растрепаны, подбородок упирался в грудь, глаза закрыты. Грудь была разрисована белыми зигзагами. На шее висело украшение, похожее на раковину. В правой руке у него был какой-то предмет, левую он держал за спиной.

— Тома Отран, это вы?

Ответом был долгий хрип. Де Пальма не осмелился подойти ближе и прицелился в сидящего из револьвера.

— Кто вы?

Сидящий с трудом поднял голову. Его глаза гневно блеснули в белом свете фонаря.

— Тома Отран! — воскликнул де Пальма и невольно сделал шаг назад.

Щеки Отрана впали так, что казались двумя углублениями. Ярко блестевшие гневные глаза выкатились из глазниц. Из угла рта текла струйка пенистой слюны.

— Значит, мы вернулись к началу, месье де Пальма, — еле слышно произнес Отран.

Барон вздрогнул. Словно твердый ком застрял у него внутри.

— Мы сейчас выведем вас отсюда.

Новый долгий хрип.

— Нет, — с трудом произнес Отран. — Это конец. Время больше не ползет вдоль скал. Я стою на пороге новой жизни.

— Кто такой «Человек с оленьей головой»? — задал вопрос Барон.

Отран в ответ отрицательно покачал головой, но она шевельнулась так вяло, словно каждое движение забирало у него последний остаток сил. Потом Тома все же ответил:

— Он тот, кто знает тот мир, который находится за этими скалами. Тот, кто видит невидимое.

Де Пальма долго подбирал слова для следующего вопроса и наконец спросил:

— Тома, кто украл у вас «Человека с оленьей головой»?

Голова Отрана снова упала на грудь. Пряди его взъерошенных волос торчали над ней, как рога.

— Я спрятал его здесь, но кто-то пришел… Теперь это не важно.

Из дальнего конца туннеля донесся шорох движущихся тел, потом шум дыхания, — это полицейские-пловцы вошли в зал.

— Кто такой этот «кто-то»?

— Не важно, уже слишком поздно.

Грудь Отрана поднялась, дыхание стало чаще, потом прервалось.

— В первый раз они мыли меня из шланга. Так купают всех очень буйных. На них были фартуки и белые башмаки. Как на бойне, — заговорил он снова.

Отран остановился, чтобы отдышаться.

— Я пересек темные земли. Я… я…

Его рот уродливо искривился, мышцы выступили под кожей. Он вынул руку из-за спины.

— Вот знак!

Ему становилось все труднее дышать.

— Вот знак…

Де Пальма молчал. Отран, должно быть, принял яд. Он ничего не мог сделать, чтобы спасти этого человека.

— Смерть — это «мерседес», — бормотал умирающий. — Большая машина, седан, которая поднимается по дороге. Ее ведет мама. Она только что оставила меня в сумасшедшем доме.

Отран выпрямился. Его глаза уже закатились.

— А потом она идет к моему отцу, и смерть идет за ней. Это конец долгого пути.

Тома долго смотрел на ту свою ладонь, с которой отрубал пальцы. Теперь их осталось только два.

— Кристина придет, — сказал он. — Это будет наша последняя встреча. Она придет, мы пойдем вместе и будем идти долго… Вот она. Она надела папину шляпу, которая ей велика. Надела его брюки и башмаки и стала похожа на мальчика. И мы идем. Уходим от зла и идем к свету.

Отран кашлянул. Из его носа вытекла струйка крови.

— Там, снаружи, возле скалы, которая похожа на морду волка, живет большой олень. Я никогда не видел таких больших рогов. Олень — это бог. У него есть сила и изящество. Он ждет нас. Кристина должна прийти.

Он расслабил мышцы руки. Ладонь была как мертвая.

— Кристина не придет, — вполголоса сказал Барон. — Вы это хорошо знаете.

Отран изо всех сил сжал руку Барона.

— Что вы говорите?

— Кристина умерла, Тома. Вспомните.

По телу Отрана прошли судороги.

— Кристина… Где Кристина?

— Она умерла. Умерла!

Отран поднес руку к животу, упал на бок и выплюнул кровь.

— Помогите! Помогите! — закричал де Пальма.

К нему мгновенно подбежали три пловца.

— Нет! Нет! — закричал Отран.

Он задыхался.

— Девять лет я ждал дня, когда увижу свою сестру, — заговорил он. — Девять лет я видел только черные дни и решетки тюрьмы. Девять лет внутри меня был крик, который с утра до вечера рвал меня на части и умолкал только во сне. Скажите, разве человек может жить без половины себя самого? Разве можно нормально дышать в тюрьме, где каждый треск, каждый скрип, каждый крик гаснет в пустоте? Разве можно вынести эту пустоту без образа человека, который тебе дороже всего?

Пальцы Отрана вцепились в грязь.

— Я каждую минуту думал о ее глазах, ее улыбке, ее немного тягучем голосе, ее руках, которые умеют делать все. Это она завязывала мне ботинки. Я никогда не умел управляться со шнурками. Это Кристина научила меня всему, что я знаю. Ведь в сумасшедших домах ничему не учат! Там есть только пустота, как в тюрьме. Пустота, в которую тебя бросают, чтобы держать тебя в стороне от всего остального мира. Сумасшедшего опустошают. Все его «я» выкачивают из него химией или лишением свободы. Я помню электроды и лекарства Кайоля. Без всего этого я никогда не стал бы злом, никогда не был бы ангелом-убийцей. Но была пустота, над которой наклоняешься и чувствуешь, как от этого кружится голова. Я убил для того, чтобы больше не слышать голосов доктора.

У Отрана начались судороги. Они становились все сильнее. Его ноги били по камню.