Первый человек в Риме

Все нумидийцы слышали о Гае Марии и Публии Рутилии Руфе. Югурта расхвалил их на всю Нумидию еще в те дни, когда первый раз возвратился из Нуманции.

– Тебе непременно следует увидеться с Гаем Марием, – сказал Гауда и отбыл в великом гневе в Старый Карфаген, чтобы там пережить оскорбление.

Набдалса ненавязчиво добивался беседы с Гаем Марием.

– Я сделаю что смогу, – вздохнув, пообещал Марий.

– Я был бы весьма благодарен, Гай Марий! – горячо сказал Набдалса.

– Твой господин возложил это на тебя, да? – усмехнулся Марий, и Набдалса ответил выразительным взглядом. – Дело в том, друг мой, что Квинт Цецилий считает себя аристократом несравненно более высокого происхождения, чем любой нумидийский царь. Я очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, особенно я, мог изменить его настрой. Но я попытаюсь, потому что хочу, чтобы ты нашел Бомилькара. Это значительно важнее, чем перепалка между наместниками и царевичами.

– Сирийская прорицательница говорит, что фамилия Цецилий Метелл скоро придет в упадок, – задумчиво проговорил Набдалса.

– Сирийская прорицательница?

– Женщина по имени Марфа, – пояснил нумидиец. – Царевич Гауда нашел ее в Старом Карфагене. Там ее, кажется, оставил несколько лет назад морской капитан, который верил, что она навела проклятие на его корабль. Поначалу одни только бедняки спрашивали у нее совета, а теперь ее слава разнеслась далеко, и Гауда взял ее ко двору. Она предсказала, что царевич Гауда станет царем Нумидии после падения Югурты. Хотя его падение произойдет не сейчас.

– А что она говорила о Цецилиях Метеллах?

– Она говорит, что это семейство уже пережило зенит своего могущества, их станет меньше, они станут беднее, их превзойдут другие и среди них – ты, господин.

– Я хочу видеть эту сирийскую прорицательницу, – заявил Марий.

– Это можно устроить. Но ты должен приехать в Старый Карфаген, потому что она не выходит из дома Гауды, – сказал Набдалса.

Разговор с сирийской прорицательницей Марфой состоялся после аудиенции у царевича Гауды. Марий терпеливо выслушивал длинный перечень жалоб на Метелла и давал обещания, выполнить которые не имел ни малейшей возможности.

– Не сомневайся, царевич, когда будет такая возможность, я позабочусь о том, чтобы к тебе относились с почтением, достойным твоего рождения, – сказал он, кланяясь так низко, как хотелось Гауде.

– Этот день придет! – пылко воскликнул Гауда и радостно улыбнулся, показав гнилые зубы. – Марфа предрекает, что ты будешь Первым Человеком в Риме, и довольно скоро. По этой причине, Гай Марий, я хочу стать твоим клиентом. Я позабочусь, чтобы и мои сторонники в римской провинции Африка тоже стали твоими клиентами. И еще: когда я воссяду на престол Нумидии, вся Нумидия станет твоим клиентом.

Марий слушал с изумлением. Он, простой претор, получает клиентов, которых даже один из Цецилиев Метеллов может не дождаться! О, ему непременно следует встретиться с этой Марфой, этой сирийской прорицательницей!

Вскоре после этого она сама изъявила желание увидеть его. Гауда распорядился, чтобы Гая Мария проводили в апартаменты прорицательницы на огромной вилле, которая служила Гауде временным дворцом. Беглый взгляд убедил Мария, что эту женщину действительно высоко ценили: апартаменты были роскошно обставлены, стены покрыты фресками – самыми прекрасными, какие ему доводилось видеть; полы устланы мозаикой под стать фрескам.

Она вошла, одетая в пурпур – еще один знак высокой чести, оказанной той, что рождена не в царском дворце. А уж царской крови в ее жилах определенно не было. Маленькая, высохшая, тощая старуха, пахнущая старой мочой, с волосами, не мытыми, как заподозрил Марий, несколько лет. Внешность ее была чужеземная: большой тонкий орлиный нос, очень морщинистое лицо и взгляд черных глаз пронзительный, гордый и бдительный, как у орла. Груди ее висели, как два пустых чулка, в носки которых насыпана галька. Было видно, как они раскачивались под прозрачной пурпурной сорочкой. Кроме этой сорочки, на прорицательнице больше ничего не было, только пурпурная шаль, завязанная на бедрах. Руки и ноги ее были черны от хны. Она шла, позванивая многочисленными колокольчиками, браслетами, кольцами, брелоками – все из чистого золота. Прикрепленная золотым гребнем пурпурная газовая вуаль спускалась по спине, как флаг при безветрии.

– Сядь, Гай Марий, – произнесла она, показав на кресло шишковатым пальцем с длинным ногтем, сверкающим от множества колец.

Марий сел, не в силах отвести взгляда от старого коричневого лица.

– Гауда говорил мне: ты сказала – я буду Первым Человеком в Риме, – начал он хрипло и прокашлялся. – Я хотел бы услышать подробности.

Она захихикала. Ее смех был похож на блеяние овцы. Показались беззубые десны с одним желтым резцом в верхней челюсти.

– О да, тебе бы этого хотелось, я уверена! – Она хлопнула в ладоши, зовя слугу. – Принеси-ка нам настой из сушеных листьев и мои любимые маленькие лепешки! – приказала она, потом обратилась к Гаю Марию: – Это недолго. Когда все принесут, мы поговорим. А пока посидим и помолчим.