Первый человек в Риме

Они любовались друг другом. Сулла – прекрасно сложенный, Юлилла – очень тоненькая, но сохранившая стройность и гибкость линий, смягчающих то, что у других выглядело бы угловатым и безобразным. Она первая подошла к нему, положила руки ему на плечи и с совершенно естественной и мгновенной чувственностью стала медленно, всем телом скользить по его телу. Она томно вздыхала, когда его руки стали гладить ее спину смелыми, уверенными движениями.

Он был в восторге от ее невесомости, ее акробатической гибкости, с которой она отвечала ему. Что бы он ни делал, ничто не испугало ее и не оскорбило. Секунды потребовались на то, чтобы научить ее целоваться. И все же все годы их совместной жизни она не переставала учиться поцелуям. Чудесная, красивая, страстная женщина, всегда готовая угодить ему, но и требующая от него того же. Вся – его. Только его. И кто из них в ту ночь мог даже вообразить, что все может измениться, будет уже не таким идеальным?

– Если ты когда-нибудь только посмотришь на кого-нибудь другого, я убью тебя, – сказал Сулла, когда они отдыхали между очередными приступами страсти.

– Я тебе верю, – отозвалась она, помня горький урок, преподанный ее отцом.

Теперь она ушла из-под власти отца, чтобы попасть под власть мужа. Патрицианка, она не была и никогда не могла быть хозяйкой себе. Таким, как Никополис или Клитумна, куда лучше.

Они оказались почти одного роста. Юлилла для женщины высокая, а Сулла – среднего роста. Ноги ее были длиннее его ног, и она могла обвить их вокруг его коленей, любуясь белизной его кожи по сравнению с ее собственной – золотистой.

– Рядом с тобой я похожа на сирийку, – сказала она, приложив свою руку к его, чтобы увидеть контраст в свете горящей лампы.

– Я не такой, как все! – резче, чем хотел, отозвался он.

– Так это и хорошо! – засмеялась она, наклоняясь, чтобы поцеловать его.

Он, в свою очередь, изучал ее. Угловатая и субтильная, очень похожа на мальчика. Одним шлепком он стремительно перевернул ее на живот, лицом в подушку, и стал разглядывать линии спины, ягодиц и бедер.

– Ты изящна, как мальчик, – заметил он.

Она с негодованием попыталась вскочить, но он прижал ее, заставив лежать.

– Ничего себе! Звучит так, словно ты предпочитаешь мальчиков, Луций Корнелий! – Сказано это было без всякой задней мысли, сквозь смех, заглушаемый подушкой.

– Ну, пока я не встретил тебя, полагаю, так оно и было, – сказал он.

– Дурачок! – засмеялась она, приняв его слова за шутку. Высвободившись, она села ему на грудь, коленками прижав его руки. – Можешь внимательно рассмотреть мою маленькую щель и сказать, похожа ли она хоть капельку на твердый, опытный дротик!

– Только посмотреть? – осведомился он, придвигая ее поближе к своим губам.

– Мальчик! – Эта идея продолжала забавлять ее. – Ты дурачок, Луций Корнелий!

А потом она совсем забыла об этом в безумии новых удовольствий.

Народное собрание выбрало Суллу квестором, и, хотя он должен был приступить к исполнению обязанностей не раньше пятого декабря, на следующий же день после выборов Сулла счел необходимым представиться в доме Мария.

В ноябре светало поздно, и Сулла был рад этому обстоятельству. Его безудержные ночные забавы с Юлиллой приводили к тому, что он уже не мог просыпаться рано, как в былые времена. Но он знал, что должен вставать до восхода солнца. То, что Марий попросил его в качестве своего личного квестора, неуловимо изменило статус Суллы.

Теперь Сулла технически превратился в клиента Мария – на срок исполнения должности личного квестора. А это продлится до тех пор, пока Марий сохраняет свою власть. Клиенту же не пристало до наступления дня валяться в постели с молодой женой. Клиент должен появляться в доме своего патрона с первыми рассветными лучами и выполнять все, что бы тот ни пожелал. Его могли вежливо отпустить. Могли попросить проследовать с патроном на Римский форум или в одну из базилик по общественным или личным делам. Могли дать какое-либо поручение.

Хотя Сулла опоздал не настолько, чтобы получить выговор, однако широкий атрий дома Мария был уже полон клиентов. Некоторые, как решил Сулла, наверное, так и спали на улице у дверей дома Мария. Вздохнув, Сулла направился в укромный уголок и приготовился к длительному ожиданию.

Некоторые важные люди нанимали секретарей и номенклаторов, чтобы сортировать утренний «улов» клиентов, отсеивая «килек», которые приходили просто ради того, чтобы их заметили, и оставляя только крупную и интересную «рыбу», которой разрешалось увидеть патрона. Но, как с удовлетворением заметил Сулла, Гай Марий сам был сортировщиком своего «улова». Помощника нигде не было видно. Этот важный человек, новый консул, сам выполнял грязную работу, неспешно отделяя нужных от ненужных эффективнее любого секретаря. За двадцать минут четыреста человек, толпившихся в атрии и заполнивших колоннаду перистиля, были рассортированы. Больше половины из них были отпущены. Причем каждому клиенту-вольноотпущеннику или просто свободному человеку более низкого статуса улыбающийся Марий вкладывал в руку подарок – и не принимал никаких возражений.