Первый крестовый поход: Зов с Востока

Будучи проинформированным о таком подозрительном поведении, Алексей I попросил своего брата Адриана, командующего армией на западе, вмешаться, не придавая делу огласки. Император опасался, что известия о заговоре еще сильнее ослабят его позиции. Однако Адриан знал о планах Диогена больше, чем представлял себе император. Возвратившись, он сообщил, что не обнаружил никакого готовящегося заговора{319}. Император был вынужден прибегнуть к более резким мерам. Никифора схватили, подвергли пыткам, и он сознался во всем.

Узнав точно, кто оказался замешанным в заговоре, Алексей I пришел в замешательство{320}. В числе заговорщиков оказались бывшая императрица Мария, бывшая супруга Михаила VII и Никифора III Вотаниатов, которые в свое время были так близки Алексею, и муж его сестры Марии Комнины Михаил Таронит{321}

. Кроме того, Никифор заручился поддержкой ведущих членов сената, высших армейских офицеров и влиятельных аристократов{322}. Они не были указаны по именам в «Алексиаде», которая является основным источником информации об этом периоде. Список заговорщиков дипломатично скрыт, чтобы не раскрывать размах заговора. Тем не менее некоторых основных его сторонников установить можно. Главным из них был родной брат Алексея I Адриан.

Надо сказать, что командующий армиями империи на западе был для Никифора ключевой фигурой. Благодаря женитьбе Адриана на единоутробной сестре Никифора мужчины являлись друг другу зятьями, и то обстоятельство, что Адриану, кажется, были известны детали предыдущей попытки заговора против императора, позволяет предположить, что он тоже мог быть в нем замешан{323}. То, что он тоже участвовал в нем, подтверждается еще кое-чем: после того как все раскрылось, Адриан исчез.

Он не играл никакой роли во время Первого крестового похода, не наблюдал за переходом отрядов из Западной Европы через территорию Византии, когда они двигались к Константинополю, и не встречал их в столице. Когда споры и недопонимание переросли в открытый конфликт и не оставили Алексею I другого выбора, кроме применения силы против рыцарей, Адриана нигде не было – командовать контратаками императорских войск были назначены другие. Он отсутствовал в Никее до, во время и после осады города в 1097 году. Несмотря на то что Адриан занимал высший пост в императорской армии, сопровождать крестоносцев на пути в Антиохию через Малую Азию во главе императорской армии отправили не его. Ни в одном из многочисленных первоисточников, касающихся Первого крестового похода, не упоминается его имя и нет даже намека на его существование. На самом деле он оказался в опале, поэтому прожил остаток жизни в монастыре, имя Адриана исчезло из имперской пропаганды, а его дети в XII столетии были отлучены от власти{324}

.

Из поля зрения исчезли и другие важные политические фигуры, что также указывает на их участие в заговоре. Одной из них был Никифор Мелиссен: однажды он уже был соперником Алексея I в борьбе за власть, а теперь превратился в завистника, нападающего на императора и провоцирующего смуту{325}. Он тоже тихо исчез{326}. То же относится к Никифору Комнину, о котором известно очень мало. Можно сказать с уверенностью лишь о том, что он некоторое время, до 1094 года, командовал императорским флотом{327}

. К моменту начала Крестового похода этот пост занимал уже Евстафий Кимениан{328}. Таким образом, против Алексея I выступила не только византийская элита – собственная семья тоже бросила императора.

Итак, власть Алексея I оказалась под серьезной угрозой. Он сразу предпринял меры, чтобы скрыть истинный масштаб заговора. Ходили слухи о том, что император узнал о нем от Константина Дуки. Однако это было попросту неправдой{329}. Словно признавая, как низко упали его акции, Алексей I был вынужден полагаться на ложь и утверждать, что он по-прежнему пользуется доверием самых влиятельных фигур Византии. О вовлеченности в заговор бывшей императрицы Марии публично говорить запрещалось{330}

. В «Алексиаде» говорится, что в заговоре участвовали высокопоставленные офицеры, а вместе с ними и простые солдаты{331}: над головой императора «уже нависла опасность, а рассчитывать он мог лишь на ограниченный круг лиц»{332}.

Император созвал чрезвычайную встречу сохранивших ему лояльность родственников по крови и браку, «искренне любивших самодержца», как писала Анна Комнина. Пытаясь сохранить контроль над ситуацией, Алексей пошел на мужественный шаг: он объявил, что хочет на следующий день выступить перед большой аудиторией, чтобы лично обратиться ко всем, кто воевал вместе с ним. На рассвете в сопровождении придворных Алексей I прибыл к императорскому шатру, перед которым выстроились войска. Усевшись на великолепный золотой трон, с покрасневшими от охватившего его возбуждения щеками, он смотрел на толпу. Напряжение было невыносимым{333}.