Первый крестовый поход: Зов с Востока

Вооруженные копьями и мечами солдаты, лояльные Алексею I расположились рядом с троном, а члены варяжской стражи выстроились полукругом позади императора, держа на плечах свои тяжелые железные топоры. На Алексее I был не императорский наряд, а доспехи простого солдата. Это был сильный ход, наполненный глубоким символическим смыслом. Если ему было суждено быть зарубленным до смерти, то пусть он падет как солдат. Казалось, что в этом мгновении сошлись воедино судьба императора и судьба Византийской империи.

«Как вам известно, Диоген никогда не испытывал от меня никакого зла. Не я, а другой отнял императорскую власть у его отца, я же вообще не причинял ему никаких огорчений и никакого вреда». Император сказал, что, хотя он всегда заботился о Никифоре, тот был по отношению к нему неизменно груб и, главное, себялюбив. За доброту Алексея он отплатил вероломством. Его неоднократно прощали за действия, направленные против императора, и даже за участие в заговоре с целью захвата власти, продолжал Алексей: «Тем не менее мои благодеяния не изменили коварного нрава Диогена, который в награду за все для него сделанное обрек меня на смерть»{334}.

К облегчению императора, его речь сразу произвела впечатление на аудиторию – солдаты начали кричать, что они не хотят, чтобы кто-нибудь занял место Алексея I. Эта реакция стала не просто результатом хорошо подобранных слов, но была также вызвана усиливающимся ощущением паники – толпа боялась, что императорская гвардия готова вот-вот перебить всех собравшихся. Когда затем Алексей I заговорил о прощении и предложил амнистию всем присутствующим на том основании, что все заговорщики выявлены и будут наказаны отдельно, начался ад кромешный: «При этом поднялся такой крик, подобного которому, как рассказывают присутствовавшие там, никто никогда не слышал. Одни восхваляли императора и восхищались его милосердием и кротостью, другие поносили изгнанников и утверждали, что они достойны смерти»{335}

.

Несмотря на всю тяжесть их преступления, главные заговорщики не были приговорены к смерти, но лишены всех званий и титулов и отправлены в ссылку. Никифора Диогена и его основного сподвижника, Катаколона Кекавмена, ослепили{336}. Однако Алексей I был настолько шокирован масштабом и силой сложившейся против него оппозиции, что, по словам Анны Комнины, заговор сказался на его психическом и физическом здоровье

{337}. Анна пишет, что все последующие годы правления Алексея I мучила тревожность, причем иногда ему даже становилось трудно дышать{338}

.

Основной причиной заговора против Алексея I являются поражения в Малой Азии в первой половине 1090-х годов. Однако именно решение императора отправить основные силы армии в район северо-западной границы для отражения набегов сербов послужило последней искрой. Византийская элита почувствовала, что ее интересы в центральных областях империи игнорируются. Основой успехов Алексея I после его восшествия на престол в 1081 году стали консолидация власти и создание такой политической системы, когда он, и только он принимал решения обо всех назначениях, военных походах и политических шагах. Эта система, в свою очередь, была основана на ослаблении власти и влияния аристократии, что достигалось косвенно через сосредоточение власти императора и прямо с помощью сокращения и ликвидации денежных выплат. Большие налоги, сбор обременительных пошлин и политически мотивированные конфискации также способствовали уменьшению состояний членов правящего класса Византии.

Все эти действия в отношении аристократии поставили императора на грань катастрофы. Возвратившись в Константинополь после раскрытия заговора Диогена в 1094 году, Алексей I в первую очередь провел чистку правящего класса. Тех, кто занимал самые важные посты в первые десять лет его правления, сменили представители нового поколения, которых повышали в массовом порядке. Новых чиновников выбирали не на основе богатства их семей, связей или политической влиятельности, а с помощью простого критерия – абсолютной лояльности Алексею I. Среди получивших основную выгоду от этого решения были представители западных провинций. Если говорить о перестройке политической системы империи как таковой, то этот шаг ознаменовал переход власти от старых династий византийской аристократии из Анатолии к новым, набирающим силу семьям из Фракии.