Первый крестовый поход: Зов с Востока

Византийский император мог также использовать свой прошлый успешный опыт. Например, письма, которые он посылал после захвата Никомедии отрядами Абу'л-Касима в начале 1090-х годов, быстро принесли результат – западные рыцари присоединились к нему и, с Божьей помощью, помогли изгнать турок{398}. Однако с тех пор ситуация в Византии изменилась в худшую сторону, и императору требовалась более действенная помощь. Поэтому он специально обращался к тем, кто в прошлом с энтузиазмом отзывался на его просьбы. Самым многообещающим из этих людей был граф Фландрии Роберт. Алексей I был знаком с ним лично с момента встречи в конце 1089 года. Императору очень помогли пятьсот рыцарей, которых Роберт прислал в Константинополь вскоре после знакомства. Поэтому неудивительно, что император усиленно «обхаживал» Фландрию в 1090-х годах, уже после смерти графа Роберта в 1093 году. Когда папа Урбан II в 1095 году обращался с письмом «ко всем верующим» в регионе, то отмечал, что их не нужно вводить в курс проблем на Востоке: «Мы верим, что ваше братство давно знает из множества источников, что варварский вихрь сеет катастрофу и опустошает Божьи храмы и земли на Востоке»{399}. Папа был прав – в число людей во Фландрии, которые были особенно хорошо информированы о ситуации на Востоке, входили наследник графа Роберта Роберт II и его супруга Клеменция, которые в изданной в 1097 году хартии с печалью отметили, что персы заняли Иерусалимский храм и полностью уничтожили христианскую религию

{400}.

Император искал возможность использовать свои отношения с графом Робертом I, чтобы привлечь на свою сторону других лиц благородного происхождения{401}. В своем послании Фландрии он специально обращался не только к графу, но и «ко всем нобилям государства, всем приверженцам христианской веры – как к мирянам, так и к духовным лицам»{402}

. Как проницательно заметил Гвиберт Ножанский, император «обратился к Роберту не потому, что он чрезвычайно богат и способен собрать большое войско … но потому, что понял, что если человек, занимающий такое высокое положение, отправится в подобное путешествие, то привлечет многих наших людей, которые поддержали бы его хотя бы ради нового опыта»{403}.

Но больше всего внимания Алексей I уделил папе Урбану II. Император так же мог использовать личные отношения и так же был бы воодушевлен, потому что прежде уже получал помощь от понтифика. Приблизительно в конце 1090 года Алексей I отправил к Урбану II делегацию – просить помощи в борьбе с печенегами и турками: «Папа находился в Кампанье, и к нему обратились со всем должным почтением все католики, то есть император Константинополя», – писал один историк, современник тех событий{404}. Несмотря на то что позиции Урбана II были тогда очень слабы – именно поэтому послы нашли его в Кампанье, а не в Риме, – он согласился отправить войско на Восток

{405}. Понимая, что о его послании папе узнают очень многие, Алексей I заверил Урбана II в том, что сделает все от него зависящее, чтобы поддержать всех, кто прибудет к нему как по суше, так и морем{406}. Ненадежность положения папы на тот момент означала, что он едва ли мог сделать больше, чтобы помочь Алексею I. Но когда в середине 1090-х годов ситуация в Италии и Германии начала меняться, Урбан II смог извлечь для себя выгоду как из положения на Западе, так и из угроз на Востоке (о которых Алексей I его регулярно информировал), продемонстрировав красноречие и политическую изобретательность{407}

.

Существовал также даже более важный прецедент. По правде говоря, в своем обращении к Урбану II Алексей I специально подражал предыдущей попытке одного из своих предшественников добиться почти такой же договоренности с папой. Летом 1073 года император Михаил VII отправил в Рим небольшую делегацию. Указывая на наступление норманнов в южной Италии и турок в Малой Азии, император предложил папе заключить союз. Папа, также озабоченный растущей мощью норманнов, отреагировал с энтузиазмом, поблагодарив императора за письмо, «преисполненное вашей любовью и немалой преданностью, которую вы демонстрируете по отношению к католической церкви»{408}. Григорий VII понимал, что ему предоставляется возможность наладить отношения с православной церковью, одновременно укрепив свои позиции в Италии, поэтому сразу «бросился в бой».

Папу очень заинтересовала идея набора войска для защиты Константинополя: он мог бы представить себя как защитника всех христиан и тем самым получить армию, которую можно было бы использовать против Роберта Гвискара и его норманнов. В течение следующих нескольких месяцев папа рассылал письма с изложением своей позиции всем монархам Европы. В феврале 1074 года, например, он обратился к графу Бургундии Вильгельму с просьбой отправить солдат в Константинополь, «чтобы помочь христианам, которые терпят безжалостное разорение от рук сарацинов и жадно молят протянуть им руку помощи», хотя прежде солдаты должны были помочь защитить папские территории от нападений норманнов{409}.