Первый после бога

– Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, – подхватил хирург. – Подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего…

Запели и другие – сначала Костакис, а за ним еще дюжина мореходов – в основном жители Порт– Ройяла, из старого экипажа «Амелии». Их резкие грубые голоса не походили на церковный хор, искусства им явно не хватало, зато пели с воодушевлением. Над водами бухты и каменистым берегом неслось:

– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь я зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Мно-огие дни![29]

Псалом отзвучал. Старец, не похожий на аравака, внезапно выступил вперед, приблизился к Шелтону и положил ладонь на его плечо. У него были странные глаза – не черные, не карие, а скорее, густого янтарного цвета.

– Ты не солгал – вы другие белые, не испанцы. Возможно, те, кто приплыл на этот остров в старину. Говорят, среди них были люди со светлыми волосами, вот такими.

Старик показал на Мартина. Его испанский был настолько хорош, что Шелтон даже не уловил акцента. И речь его не походила на невнятный простонародный говор – он произносил слова четко, подобно священнику или образованному кабальеро.

Питер в изумлении приподнял брови.

– Ты поверить? Мы пели, и ты поверить? Но почему?

– Другой язык, не испанский, – пояснил старик. – Испанский знают вождь Кондор и еще несколько воинов. Все слышали, как вы говорили и пели на своем языке.

– Мудро… – пробормотал Кинг за спиной капитана. – Ушлый дед… С ним бы поосторожнее…

Вождь воткнул в землю копье, и воины-араваки повторили его жест. Очевидно, это являлось ритуальным знаком мира и добрых намерений, но Шелтон, помня о затаившихся в лесу лучниках, не велел своим людям отложить мушкеты. Путь к доверию долог, непрост и вымощен не словами, а делами.

Ткнув себя в грудь, вождь произнес что-то гортанное, длинное, непонятное. Потом перевел на испанский:

– Кондор, Парящий над Облаком, вождь араваков. Как твое имя, старший над белыми людьми?

– Шелтон. Я – Шелтон, а это – мой большой лодка и мой матрос. – Питер показал на бриг и столпившуюся у воды команду.

– Шел-та? – Губы Кондора дрогнули в усмешке. – Очень короткое имя, плохое для вождя. Будешь Шел-та, Пришедший с Моря. Будешь гостем на этом берегу.

Кондор раскинул руки, потом взялся за копье и что-то крикнул своим воинам. Араваки один за другим потянулись в лес. Странный старец, то ли колдун, то ли советник вождя, все еще стоял напротив Шелтона, не таясь разглядывал его, косился с любопытством на Кинга, на корабль и мореходов, уже сложивших оружие, нюхал воздух, в котором витали запахи похлебки. Наконец он спросил:

– Как называется твой народ, Шел-та, Пришедший с Моря? И чем вы отличны от испанцев? Живете иначе? Верите в другого бога? Не в того, который умер на кресте?

– Мы англичане. Жить на островах, там, за большой землей, – Шелтон вытянул руку на восток. – Верить в бога, умершего на кресте, но верить по-другому. Не похоже, как испанцы.

– Ты мне об этом расскажешь. – Старик не сводил с Шелтона испытующего взгляда. – Надеюсь, тебе хватит слов, ибо ты плохо говоришь на языке испанцев. Или скрываешь свое умение? Но зачем?

Стараниями доньи Исабель из благородной семьи Сольяно Питер мог общаться на испанском не хуже любого профессора из Саламанки. После недолгих колебаний он решил оставить притворство и молвил:

– Я знаю испанский так же хорошо, как свой родной английский. Я опасался, что вы примете нас за испанцев, и запретил своим людям говорить на этом языке. Там, откуда я родом, известно, что испанцы – ваши враги, казнившие великого инку Атауальпу.

При этом имени старик поднял руки к солнечному диску, что просвечивал из-за туч, и зашептал молитву. Потом произнес:

– Ты молод, но предусмотрителен, и это хорошо. Будь таким и впредь, Шел-та, Пришедший с Моря. Как сказал вождь Кондор, ты и твои люди – гости на этой земле. Если вы не начнете нас убивать, не станете трогать наших женщин и резать наших лам, не захотите, чтобы мы молились вашему богу, мы поймем, чем англичане отличаются от испанцев.

Он склонил говову в знак прощания и скрылся за деревьями.

* * *