Первый после бога

– Наверное. – Старик пожал плечами. – Но я не мореход и не могу объяснить, как поворачивали они плоты и управлялись с парусами. Думаю, Шел-та, теперь никто не ответит на твой вопрос. Больше нет огромных плотов, и искусство плавания на них – тайна. Потерянное знание.

– Одна из многих тайн инков? – спросил Шелтон. Сердце его дрогнуло.

– Одна из многих тайн, – повторил Уильяк Уму.

– Очевидно, есть и другие? Те, что известны тебе?

– Есть, Шел-та, но не будем о них говорить. – Бросив взгляд на корабль, старик произнес: – Слышал я, что у испанских галионов есть названия. У твоего судна тоже?

– Да, «Амелия».

– Это имя святой, которой вы поклоняетесь?

Шелтон покачал головой.

– Амелия была моей матерью.

– Была?

– Скоро уже двадцать лет, как ее нет с нами. Она не святая, но я знаю – она в раю и сидит у престола Божьего. – Питер перекрестился. – Она умерла, дав жизнь моей сестре, и в ее память назвали один из наших кораблей. Я был на нем капитаном… А этот бриг – новый, и тоже «Амелия».

– Достойно дать такому прекрасному судну имя матери, – промолвил Уильяк Уму после недолгих раздумий. – Но ты сказал – один из наших кораблей… Значит, у тебя их много?

– Не у меня, у моего отца. Он владеет торговыми судами, которые перевозят за океан ром, табак, сахар, ценное дерево и другие грузы. Он занимается этим много лет – покупает и старается продать с выгодой.

– Должно быть, твой отец – человек богатый и уважаемый. Да будет бог Солнце благосклонен к нему! – Старик поднял руки к заходящему светилу. – Но скажи, Шел-та, Пришедший с Моря, что делает сын такого почтенного торговца в наших краях? Ты объявил себя врагом испанцев… Хочешь воевать с ними? Хочешь топить их корабли? Хочешь отнять у них золото и серебро?

– Если придется, не откажусь, – ответил Шелтон. Душу его терзали сомнения – спросить?.. не спросить?.. Он открыл было рот, но Уильяк Уму опередил его и, кивнув на корабль, произнес:

– Это судно – не торговое, это боевой корабль. Прощай, Шел-та, Пришедший с Моря. Я должен поразмыслить над тем, что ты рассказал.

Старик повернулся и зашагал к лесу.

Следующий день, выпавший на конец августа, был воскресным, и капитан решил отслужить благодарственный молебен и дать команде отдых. Зимовка завершилась без конфликтов с индейцами, люди были здоровы, корабль – в порядке; скоро, скоро «Амелия» распустит паруса, покинет Мохас и отправится на север, к берегам Перу. А там – в горы, к реке Урубамбе и перевалу с каменным воином-стражем… «Будет ли у него проводник?.. – думал Шелтон. – Или придется идти, полагаясь лишь на записки прадеда?..»

Службу провел Дерек Батлер, который лучше других разбирался, как и за что благодарить Господа. Закололи двух свиней, Мур приготовил праздничный обед, команде выдали испанского вина и рома; хмельное, как обычно, развязало языки, начались похвальба и пьяные песни. Кто плясал, едва переставляя неверные ноги, кто мерялся силой, бросая камни и перетягивая канат, кто не мог оторваться от вертела с жарким или от кружки горячительного. Вахтенные, которым рома досталось лишь губы омочить, смотрели с завистью на подгулявших приятелей, освежались кислым вином, но службу несли исправно: четверо – у частокола, двое – на пляже у шлюпок. Том Белл, хоть прикладывался со всеми наравне, каждый час обходил лагерь, проверяя посты; впрочем, он принадлежал к тем счастливцам, кого даже ром, поднесенный дьяволом, с ног не свалит.

К ночи веселье утихло, сменившись раскатистым храпом, треском поленьев в догоравших кострах и мерным негромким рокотом волн. Капитан, сбросив камзол, сидел в своей хижине, вслушивался в перекличку часовых, смотрел, как тает воск в свечах. Он выпил совсем немного; эта привычка проистекала из заповеди Питера Шелтона-старшего, гласившей, что капитан всегда должен быть трезв – особенно когда другие пьяны. Он вспоминал вчерашний разговор со старым инкой, размышляя о причинах нерешительности, столь не свойственной ему. Чем-то старик походил на деда, под твердой рукой которого вырос Питер, и эта мысль не давала ему покоя. Уильяк Уму и Шелтон-старший были такими разными! Жизнь инки проходила в изгнании на краю света, хотя он, возможно, посещал Лиму и другие города – ведь испанский он знал превосходно! Но в любом случае он провел на Мохасе долгие годы, и его существование было таким же тихим, таким же лишенным ярких событий, как бытие затворника-монаха.