Первый шедевр

Туман все еще застилал глаза, а перед глазами маячил знакомый силуэт. Сколько времени прошло? Это больничная палата? Определенно – да, но что он тут делает? Грегори пытался напрячь извилины, но снова проваливался в мягкий обволакивающий туман, нежнее теплой постели в семь утра. Холодная рука легла на лоб. Такая мягкая и нежная, и такая знакомая. Ее обладательница что-то сказала, но слова завязли во внешней оболочке кокона, охранявшего его сознание.

– … вы сказали, что он идет на поправку, что его скоро можно выписывать, – зазвучал знакомый женский голос.

В ответ прозвучал монотонный бубнеж. Безэмоциональный, сухой, формальный. Полная противоположность женскому, с нападающими интонациями – гнев, волнение, страх. Здесь и сейчас идет борьба – за него, за Грегори. Но теплый обволакивающий кокон слишком плотно сжимал его тело.

Прекрати себя жалеть, ничтожество! Каждый раз ты тихонько лежишь в собственной блевотине, пока тебя пытаются вытащить из задницы!

Из вспышки явился силуэт женщины, подвешенной под потолком, которая отчаянно борется за жизнь, вцепившись ногтями в кожаный ремень вокруг ее шеи.

Белесый туман в сознании завибрировал от женского голоса. Реального или воображаемого?

Ты мог что-то сделать. Ты всегда мог что-то сделать, но каждый раз выбирал бездействие. Жалкий никчемный кусок говна. Вечный ребенок, застрявший в своих страхах.

Следующая вспышка породила мужскую фигуру, сидящую за столом. Отец снова пьян. И зол. Он ждал, пока Грег вернется из школы, чтобы наконец-то выплеснуть свою слепую ярость. Жесткая ладонь рассекает воздух, мозг бьется о стенки черепной коробки, а Грег летит на пол. Мужчина хватает его за плечи, трясет, надеясь увидеть его слезы…

Но ты давно понял, что слезы злят его еще сильнее, поэтому лишь безучастно смотришь на его рот. Ожидаешь, когда это закончится, задыхаясь от обиды и боли где-то внутри себя. Сколько раз ты думал вцепиться зубами в его чертов нос. Откусить и выплюнуть ему в лицо, улыбаясь украшенными кровью зубами.

Туман зашелся мелкой рябью, как поверхность воды в лужах при приближении поезда. Все чаще ты стал задерживаться после школы, наблюдая за городскими электричками. Твой друг Амир был рядом, но он не рассказывал о твоей боли взрослым, но разделял ее. Вскоре вы познакомились с мальчишками, которые тоже не нужны были своим родителям. И они угостили вас первым косяком. Ты сильно кашлял, в висках стучало, а Амира вообще вырвало.

Но с этих пор ты понял, как убегать от реальности. Протрезвев, отец неловко просил у тебя прощения. Помнишь, как он говорил? «Прости, парень, я вчера вспылил, но и ты тоже виноват. Зачем ты мне грубишь, когда я выпил».

Ха-ха-ха. Ты всегда был виноват, Грегори. И он просто ждал, пока ты выдавишь из себя: ты меня тоже прости. ТОЖЕ ПРОСТИ! Ха-ха-ха!

Туман обрел физическую оболочку, туго сжимающую его тело. Кокон сплетенных белых нитей, подавленных воспоминаний, невысказанных слов, непережитых эмоций…

Упущенных возможностей, Грегори. Ты только и делал, что упускал возможности. Из-за своей трусости. Поэтому твоя мать кинула тебя, а отец на тебя забил. Поэтому отец твоей женщины унижал тебя. Ведь ты был уже готов слизывать этот чертов виски, чтобы это все закончилось?

– Нет, – прошептал Грегори.

– Что-что? Как будто мышь пискнула под половицей.

– Нет, – тверже сказал Грегори.