Первый шедевр

– Грегори, ты меня пугаешь… Я с тобой до конца. Что бы это ни значило.

– Что твой отец сказал тебе, когда ты вернулась?

– Он… он сказал, что вы поговорили и ты ушел. Но я понимала, что тебе некуда было идти… и его охранник Майкл выбрасывал твои вещи во двор… Пойми, я знаю, как относится к тебе папа…

– Его охранник Майкл свалил меня на колени, а сэр Николас пытался заставить слизывать виски с пола вперемешку с осколками, – тихий голос Грегори дрогнул.

Оливия хотела посмотреть на него, но машина как раз в этот момент заскользила на мокром асфальте. Она охнула, вывернув руль в сторону заноса и смогла выровнять автомобиль, но поспешила остановиться на обочине. Руки дрожали, на глазах выступили слезы. Ей было страшно, но не от того, что внедорожник едва не вылетел с трассы. Она представила, как ее отец склонился над Грегори, заставляя пить с пола. Грегори отстегнулся и поспешил обнять ее, обхватив затылок рукой и уткнув ее лицом в свою грудь. Дешевый костюм шуршал и вонял синтетикой.

– Лив, милая, все хорошо.

– Боже, Грег… мне так жаль…

– Все позади, – он погладил ее по отросшим волосам и вдохнул ее запах. Она не сдержалась и расплакалась у него на груди. – Слава Богу, что на дороге никого не было…

– Я не об этом… Грег… – он прервал ее поцелуем.

Они уже очень давно не целовались. Оливия не узнала губ Грега, некогда горячие и страстные, сейчас они были сухие, липкие, холодные. На миг ей показалось, что она целует чужого человека, пахнущего дешевым спортивным костюмом. Пришлось пересилить себя, чтобы не отстраниться. И, кажется, Грег тоже это почувствовал: он взял ее лицо в свои руки и большими пальцами вытер слезы.

– Хей, Лив, все хорошо. И будет еще лучше, – заверил ее Грег. Но его слова не успокаивали.

– Грег, так почему ты ушел из больницы?

– Я жаждал мести, – во мраке его глаза сверкнули сталью.

– Ты… ты хотел убить папу?

– Что? Нет, конечно, – парень выпустил ее лицо из рук. – Я хотел разбить эту чертову бутылку… устроить погром. Но меня заметил Берт…

– Боже, Грег…

– Лив, ты обещала. Обещала, что со мной до конца, что бы я ни сказал. И я рассказываю: твой отец унижал меня, вынуждая отпустить тебя и забыть. Все это время, что я был в больнице, я раз за разом прокручивал в голове эту сцену. И решил избавиться от нее. Только, когда я разбил стекло задней двери, только тогда понял, насколько я тупой. Насколько я незрелый. Понимаешь?

Оливия промолчала. Грег снова посмотрел на заднее сидение. Будто там кто-то был. От этого у нее по спине пробежал холодок.

– Поэтому в ту ночь, убегая от полицейских собак…

– Господи…

– … я понял, что единственное, чего хочу – быть с тобой. Жить долго и счастливо всем назло.

– Грег. Я даже не знаю, что сказать…

– Не надо ничего говорить, Лив. Просто я подумал… что могу тебе рассказать. Вообще, только тебе я и могу это рассказать. Только ты сможешь меня понять. И простить.

Оливия долго не решалась ему ничего ответить. Это похоже на Грега – творить херню из-за своих нелепых обидок. Но сейчас, кажется, он уже пересек черту.

– Мне потребуется время на это, – наконец ответила Оливия.

– Мы вернемся к этому разговору, как только ты будешь готова.

Девушка чмокнула его в щеку и нажала педаль газа. Она пыталась осознать то, что сказал Грег. И что значило это «до конца»? До какого, мать твою, конца? Все эти небылицы, рассказанные доктором Питтерсоном, оказались реальностью. Какой-то нелепой версией реальности… Грегори снова посмотрел назад.

– Куда ты, черт возьми, все смотришь?

– Ты о чем?

– Ты все время заглядываешь назад. Будто там кто-то есть. Меня это немного пугает.

– А… я просто ожидал увидеть свою картину.

– Не волнуйся, скоро ты ее увидишь, – Оливия наконец улыбнулась. – Кстати о ней. Почему ты… почему она такая?

– Какая «такая»?

– Ну… ты писал женщину до того, как…

– До того, как мы поссорились. Да. В ту ночь я сильно надрался виски сэра Николаса. И решил начать все с чистого холста. Я случайно разбил себе голову и, да, не удивляйся, написал ее своей кровью.

– Какая дикость, Грег, – воскликнула Оливия.

– Тебе не понравилось?

– Я этого не говорила, – Оливия сжала губы, Грег всегда очень бурно реагировал на критику. – Просто в той картине был сюжет, интрига, формы, а здесь – брызги на холсте. Не хочу сказать, что она некрасивая, но… что она означает?

– Ответ – в глазах зрителя, Лив, – он загадочно улыбнулся.

В машине снова повисла тишина. Оливия хотела включить радио, но чувствовала: что-то не так. И ей было откровенно обидно, что ее задумку переписали после ссоры.

– Ты так и не рассказал, что произошло в ту ночь, – наконец прервала паузу Оливия.

– А что произошло?

– Ты забыл? Или дуру из меня делаешь? – вздохнула Лив.

– Я все еще был пьян, когда ты позвонила…

– К дому отца приехали копы, но внутрь не попали. Ты не открыл дверь. Они говорили, что в доме был слышен громкий хлопок, а после выехала машина… фургон…

– Я не видел никакой машины, милая, – тихо ответил Грег, тут же закусив губу. – Возможно, я не закрыл ворота…

– Я закрыла ворота, когда уехала, Грегори.