Кокон сжался. Белые нити сдавили голову, наказывая за скромное короткое слово. Но на лоб снова легла холодная рука. Успокаивающая, любимая…
– Нет! Оливия… Оливия…
– Грег, я здесь, – рука сжала его ладонь.
Внутренности кокона запульсировали, нити треснули. Мужской голос в комнате оживился и забубнил с новой силой.
Вспышка. В темноте он сжимает маленький мастихин, пока длинный парень с револьвером и фонариком пытается нащупать Грега лучом света. Ужас и паника сбили дыхание, сковали тело. Луч фонаря бьет в лицо.
Белые нити высохли и рвались, как ткань больничной ночнушки. В легкие наконец-то проник свежий воздух, сознание прояснялось.
Глаза Тима округлились, источая страх. С глухим звуком револьвер выскользнул из его ослабевшей руки в лужу масляной краски. Брызги крови покрывали лицо Грегори, вместе с ними из тела Тима уходила его душа. Жизнь вытекала сквозь его пальцы, которой он отчаянно сжимал свое горло, пытаясь ее сдержать.
Трещина в коконе с хрустом увеличивалась, обнажая бьющееся в конвульсиях окровавленное тело. Новое тело Грегори. Еще хрупкое и неоперившееся, обтянутое бледной лысой почти прозрачной кожей.
Грег продрал глаза, туман все еще полностью не рассеялся, но позволил разглядеть взволнованное лицо Оливии. Он наконец сжал ее руку. На его лице появилась слабая улыбка.
– Лив, мне так тебя не хватало, – голос все еще был слаб, но больше не дрожал.
– Что ты опять учудил, дурачок, – ласково спросила Лив.
– Мне нужно многое тебе рассказать. Только забери меня из этой чертовой больницы.
– Нам давно пора домой. Твой творческий отпуск сильно затянулся, – голос Лив дрогнул.
Оливия осторожно и неспешно вела внедорожник по дороге под проливным дождем поздним вечером. Она ужаснулась от вида одежды, которую не так давно привезла Грегу к выписке, поэтому купила простецкий серый спортивный костюм в ближайшем магазине за несколько минут до закрытия. Ей не терпелось поскорее вернуться в Лондон, а еще больше – получить ответы от Грега.
В очередной визит, когда она уже готова была забрать его домой, медперсонал решил не пускать ее к пациенту. Пришлось буквально с боем прорываться в палату, которую она, естественно, оплатила. И обнаружила обколотого успокоительными Грега, пускающего слюни на кровати с перемотанными ногами и пристегнутыми кожаными ремнями к кровати. Доктор Питтерсон нес какую-то бессвязную ахинею про ночной побег Грегори, про нервный срыв и даже буйство в палате. Сейчас он был все так же опьянен лекарствами, но уже был в сознании. Мягкий и ранимый, едва стоявший на ногах.
– Грег, ты как? – робко поинтересовалась Оливия.
– Как будто
– Мы можем сейчас поговорить?
– Мы же уже говорим, Лив, – Грег улыбнулся блаженной улыбкой. Как раньше, когда баловался травкой.
– Доктор Питтерсон сказал, что ты ночью сбежал из больницы… и вернулся в ужасном виде…
– Так и есть, Лив. Я вернулся в дом твоего отца.
– Что? Зачем, Грегори?! – Оливия отвлеклась от дороги, испуганно посмотрев на пассажира.
– Прежде, чем ответить, – Грег скользнул взглядом на заднее сидение, – скажи: ты со мной?
– Конечно, я с тобой, Грегори. Что за вопрос? – Оливию понемногу захватывали тревожные чувства.
– Вопрос в том, до