Самоха посмотрел на него и отошел молча. В коридоре наткнулся на Нифонтова. Спросил:
- Слушай, ты, верста, поможешь мне с греческим, а?
- Иди к лешему. Самого от зубрежки тошнит, а тут еще с тобой возиться.
К Корягину и Медведеву Самохин не обратился. Те сами, учились на двойки. Амосова не попросил: не любил Амосова.
Пришел домой. Отец был трезвый. Самохин к нему:
- Как же быть, папа?
- Лодыря гоняешь, - недослушав, сказал отец. - Я из кожи лезу, по ночам спину гну, стараюсь лишнюю копеечку заработать, а ты двойки хватаешь. За тебя, дурака, деньги в гимназию платят.
А через несколько дней, после новой двойки, поставленной Шваброй, Самоха случайно подслушал разговор Нифонтова с Лобановым.
Нифонтов стоял за вешалкой в раздевалке и говорил:
- Швабра к Самохе придирается. Замечаешь?
- Замечаю. А за что, не знаешь?
- Не любит.
- Интересно, что будет дальше, - хихикнул Лобанов и показал острый зуб. - Швабра режет, а Самоха злится. Прямо война…
- Смешно наблюдать за ними, - оттягивая вниз штаны, ответил высокий Нифонтов.
Лобанов скосил на него глаза.
- Растешь ты, - сказал он с завистью. - Тебе бы брюки резиновые, что ли, а то, гляди, - лодыжки уже наружу. Ох, и верзила ты!
- Ладно, - огрызнулся Нифонтов, - не о том речь. Стравить бы их - Самоху со Шваброй. Была бы потеха. А?
«Вот, - думал Самохин, - им цирк, а мне… Просил помочь, а они… Еще товарищи называются…»
Грустно стало Самохе. Вышел тихо из раздевалки, пошел в класс, сел за парту, молчит… «Никто поддержать не хочет… Товарищам все равно, отцу все равно… Все равнодушны».
- Эх!…
Взял греческий синтаксис да с размаху об стенку им хлоп!
- Вот же вам, проклятые!
Коряга вскочил, глаза выпятил:
- Что это ты? Одурел?
- Не твое дело!
Коряга мягче:
- Самохушка, что с тобой?
- Ничего… Не лезь…
Коряга к Медведеву. Отвел его в сторону, рассказал:
- С Самохиным такое творится… Греческим… об стенку… как ахнет! Честное слово. Аж страницы посыпались.
- Да ну?
Подошли вместе. Стоят, молча смотрят на друга.
- Что это ты, Самошка?
- А то! - вскочил тот. - Эх, вот увидите, вот увидите, что сроду больше учиться не буду. Плевал на всех… На Швабру, на Лобановых, на Нифонтовых, на Амосек… На вас. Ненавижу всех!
- А нас-то за что? - обиделся Корягин. - Мы-то причем?
- Тебя и Медведя - нет, - смягчился Самоха. - Вы что… Вы ничего… Убью Швабру!… Вот увидите.
- Убить бы не мешало, - сочувственно сжал кулаки Корягин, - только его, змею гремучую, не убьешь. Живуч больно.
- Тебе все смешки, - хмурясь, сказал Самоха, - а мне - во! - провел он пальцем по горлу. - Режет он меня без ножа. Не взлюбил. Вчера на улице остановил, спрашивает: «Почему-с у вас шинель-с такая старая-с?» А где я ему новую возьму? Не буду я больше уроки учить, вот и все. Пусть что хочет, то и делает. Ему выучишь, а он…
И с того дня Самохин окончательно забросил книжки.
Адриан Адрианович, любивший Самохина за его способности к математике, спросил однажды:
- Что же это вы, братец мой, начали было хорошо учиться, а теперь снова лентяем стали? А?
- А у меня и по-гречески и по-русски сплошные двойки, - опустив голову, ответил Самохин.
- При чем тут греческий? Я вас про математику спрашиваю.
- Все равно. Раз по-гречески и по-русски два, пусть уж по всем будет два.
А товарищам говорил:
- Пусть выгонят, пусть на костре сожгут, а Швабре не покорюсь и учиться не буду.
Правда, сделал как-то Самоха еще одну-другую попытку подтянуться, взяться за книги, но из этого уже ничего не вышло. В конце концов махнул он на все рукой и повесил над своей партой такую надпись:
«ИВАН САМОХИН ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ФИРМЫ ПИНКЕРТОНА. СЫСК И РОЗЫСК»
Надписи не повезло. Ее быстро уничтожил Попочка. Тогда. Самоха повесил такую:
«ГАДАЛКА - ИВАН САМОХИН. ЦЕНА - 1 КОПЕЙКА»
Народ повалил сразу. Пришлось установить очередь. Даже Коля Амосов достал копейку, зажал в кулак и стал в хвост.
Предсказания были гениальные. Сережке Корягину Самоха предсказал так:
Медведеву предсказание было иного рода:
- Никогда не путешествуй, - строго сказал Самохин. - У тебя звезда никудышная. Беда будет, если поедешь.
Медведев вспомнил и сразу порозовел, точно с мороза явился. Смущенно положил на парту копейку и пошел неуклюже.
Вслед ему - хохот:
- Робинзон! Колумб! Куда?
- А ну вас… - И увальнем завернул за дверь.
А дело было так. В прошлом году собрался он в Америку. Добежал до… вокзала. А на вокзале - мать. Отдула зонтиком, посадила на извозчика - и домой. Привезла и говорит:
- Выворачивай карманы.
Медведев вывернул. Выпал билет до ближайшей станции.
- Дурак, - покачала головой мать, - а как бы ты дальше ехал?
- Охотился бы, - насупился Медведев и вытащил из-за сапога старый пистолет с одной пулей.
Мать вздохнула и сказала грустно:
- Не знала я, что ты такой осел…
Медведев обиделся.
- Ничего не понимаете, - пробурчал он, - а я много читал.
- Вижу. Снимай сапоги.
Медведев снял.
- Садись и учи уроки.
Тут Медведев не выдержал. Заплакал…
А Нифонтову Самоха сказал так: