- Плохо, плохо, - погрозил он пальцем, - плохо вы воспитываете молодежь. - И, любезно поздоровавшись со Шваброй, продолжал:
- У меня есть сведения, что во всех уличных безобразиях участвовали некоторые учащиеся старших классов и в том числе…
Он сделал паузу.
- И в том числе, - сказал он, угощая Швабру сигарой, - ваши гим-на-зис-ты…
И опять погрозил пальцем.
- Ничего-с, - сказал Швабра, - сегодня многие уже стали не гимназистами, а студентами. Что прошло для них благополучно в гимназии, то не пройдет благополучно в университете. Там неблагонадежные элементы выдают себя довольно быстро. Сегодня мы провожаем окончивших, сегодня наше последнее напутственное слово воспитанникам-с. Да-с… Помню и я тот день, когда кончил гимназию… Однако разрешите откланяться. Спешу-с.
Швабра только хотел уйти, как вошел Коля. Он поздоровался и сказал:
- Афиноген Егорович, в этом году мы с мамой едем в Крым.
- Прекрасно-с, - улыбнулся Швабра, - завидую-с. А я никуда-с, хотя что ж… Мною уже не овладевает беспокойство и охота к перемене мест, как это прекрасно сказано у Пушкина. Хе-хе…
Бросив еще две-три незначительные фразы, Швабра раскланялся и исчез.
- Знаешь, мама, - сказал Амосов, - все-таки Афиноген Егорович, по-моему, не очень умный.
- Ты только заметил? - засмеялась мама. - Но это тебя не касается. Умный не умный, а кончай гимназию.
- Опротивело мне учиться…
- Да, - вздохнула мама, - еще три года тебе тянуть, бедняжке. Ну, Колечка, расскажи мне, что у тебя нового?
- Ничего, - капризно ответил Коля. - Скучно. Моя мечта поступить в военное училище. Мама, ты как думаешь, мне офицерская форма будет к лицу?
- О, ты будешь очень интересным. Ты будешь душка. В тебя будут влюбляться все барышни.
- Только я, мама, обязательно в кавалерию. Терпеть не могу ходить пешком. Бух тоже думает пойти в военное. Да, мама, чуть было не забыл. Дай мне, пожалуйста, рублей десять.
- Зачем?
- Терпеть не могу, когда в кармане пусто.
- Но я же тебе недавно давала.
- Я уже потратил.
- Ах ты мой транжирка, - ласково обняла Колю мама и радостно подумала: «Весь в меня!»
Она дала ему пятнадцать рублей и сказала:
- На, купи себе что хочешь.
Коля отправился по магазинам. Купил себе пирожных, коробку папирос (папиросы он дома никому не показывал и курил их втихомолку) и, зайдя в офицерский магазин, купил себе пару блестящих золотых погон. Дома примеривал погоны перед высоким трюмо и, выпячивая грудь, самодовольно улыбался.
Потом сел и задумался.
- Скорее бы, скорее вырасти и стать настоящим офицером…
ПРОЩАЙ, ЛОПОУХИЙ!
После маевки, с которой так жестоко расправилась царская полиция, прошло уже много времени. Мухомор с матерью уехали в другой город. Лихов поправился. Теперь он еще больше сблизился с рабочими. Окончился учебный год. Корягин с Медведевым кое-как переползли в следующий класс.
Минаев и Долгополов окончили гимназию и готовились к поездке в университет.
Лебедев все чаще и чаще задумывался о Лихове, об Ане. Как-то он забежал к Самохе.
- Ну что, аптекарь? - спросил он. - Как дела?
У Самохина было такое выражение лица, что можно было подумать, будто счастливей его нет на свете. Он сказал:
- Уезжаю!
- Куда? - удивился Лебедев.
- Тсс… Это секрет. Это большой секрет. И дома об этом никто не знает. Еду к Володьке Токареву. Недавно получил от него письмо. Он на заводе и меня устроил. Клянется, что место обеспечено.
- А почему же ты это от родных скрываешь? - спросил Лебедев. - Они что, против?
- Куда там! Отец и слушать не хочет. А мне что за интерес ступки мыть? А на заводе я научусь, слесарем буду или токарем. Да там, главное, интересно. Володька пишет: «Приезжай, тут, брат, у нас…» Он не договаривает, а я догадываюсь.
- Что же ты догадываешься? - спросил Лебедев.
- Как что? Что вы Володьку не знаете? Наверное, у него опять всякие приключения. А здесь, в аптеке, я уже одурел.
Но дальнейшему их разговору помешал вошедший Карл Францевич. Лебедев тепло пожал Самохину руку и, распрощавшись, ушел.
Дня через два Самоха, уходя из дому в аптеку, сказал матери:
- Сегодня я ночевать не приду. Карл Францевич велел дежурить ночью. Дай мне хлеба и чего-нибудь еще, а то захочется поужинать, а у Карла не очень-то разживешься на этот счет. И белье, мама, дай мне чистое.
- Зачем же тебе белье? - удивилась мать. - Дома и переменишь.
- Нет-нет, я там переменю, а грязное принесу домой.
Собрав узелочек, в котором, помимо белья, было и еще кое-что, чего, впрочем, ни отец, ни мать не видели, Самоха зашел в комнату к сестрам.
Старшая, Оля, спросила:
- Что ты ищешь, Ваня?
- Так, ничего, - ответил он и погладил младшую, Верочку, по голове.
- Оля, - наконец, сказал Самоха, - как ты думаешь, токарем стоит быть?
- Почему же, - ответила сестра, - всякое знание и всякое умение полезны. А почему ты спрашиваешь об этом?
- Да так, - уклончиво ответил Самоха. - А что лучше - быть токарем или слесарем?
- Не знаю.
- А аптекарем или слесарем?
- Конечно, аптекарем.
«Ничего она не понимает», - решил Самоха, но ему не хотелось уходить от сестер, и он стал рассматривать лежавший на столе альбомчик с фотографическими карточками.