Пес

И, провожая ее домой сквозь зябкую ночь, он поймал себя на том, что непоследовательно чего-то рассказывает и хохочет над своими собственными шутками. Потом, когда они повернулись друг к другу в полутемном вестибюле и она протянула губы для поцелуя, ему показалось, что лицо ее как-то странно меняется, словно вытягивается. «Странное тут освещение», — смутно подумал он, заключая ее в объятия. Но тонкая полоска меха у нее на воротнике стала вдруг спутанной и маслянистой на ощупь, пальцы ее точно окаменели и впились ему в спину. Он остро ощутил нажим выпирающих из-под губ зубов, а потом пронзивший все тело холод, будто в него вонзились тысячи ледяных иголок.

Он слепо отпихнулся от нее, после чего увидел — и увиденное заставило его замереть на месте, — что никаких перемен в ней вообще не произошло или же если какие-то перемены и были, то они бесследно исчезли.

— Что такое, милый? — услышал он ее испуганный вопрос. — Что случилось? Чего это ты там бормочешь? Перемены, говоришь? Какие еще перемены? Какая зараза? О чем это ты? Ради бога, перестань. Что-то мне отдал, говоришь? Что отдал?

Он почувствовал на плече ее руку, снова мягкую, теплую руку.

— Нет, ты не сошел с ума. И думать забудь. Но нервы у тебя явно не в порядке. Просто чуток распустился. Ради бога, возьми себя в руки.

— Сам не знаю, что со мной такое, — выдавил он, опять своим нормальным голосом. И добавил, потому что надо было еще хоть что-то сказать: — Вдруг всего как подбросило, будто кнутом огрели.

Он ожидал, что она рассердится, но она лишь сочувственно удивилась, будто действительно испытывала к нему теплое чувство, но начинала его немного побаиваться, будто подозревала, что с ним творится нечто, чего она не в силах понять или исправить.

— Давай-ка последи за своим состоянием, — проговорила она с сомнением в голосе. — Мы все иногда вылетаем из колеи. У меня у самой нервы как струны. Спокойной ночи.

Он проследил, как она растворяется в темноте лестницы. Потом повернулся и побежал.

Дома мать опять поджидала его возвращения, пристроившись поближе к радиатору, чтобы уловить его угасающее тепло, и завернувшись все в тот же бесформенный халат. Поскольку некая новая мысль совершенно затмила все остальное у него в голове, он уклонился от ее объятий и, обменявшись с ней несколькими короткими словами, поспешил в свою комнату. Но она вышла вслед за ним в коридор.

— У тебя совсем больной вид, Дэвид, — обеспокоенно проговорила она шепотом, потому что отец мог уже спать. — Ты точно не подхватил грипп? Тебе не кажется, что завтра лучше показаться врачу? — Тут она быстро переключилась за другой предмет, используя тот нервно-извиняющийся тон, с которым он был так хорошо знаком: — Мне не хотелось бы этого говорить, Дэвид, но будь все же поаккуратней с постельным бельем. Ты положил что-то грязное на покрывало, и остались большие черные пятна.

Он уже толкал дверь спальни. Ее слова остановили его руку только на мгновение. Разве скроешься от твари, попросту переходя с место на место?

— И вот что еще, — добавила она, когда он включил свет. — Не раздобудешь ли завтра немного картона, чтоб затемнить окна? В соседних магазинах нету, а по радио говорили, чтоб все были наготове.

— Хорошо, раздобуду. Спокойной ночи, мама.

— Ой, и еще чуть не забыла, — не отставала она, неловко переминаясь на пороге. — Наверное, действительно где-то под полом дохлая крыса. Запах просто волнами накатывает. Я поговорила с агентом по недвижимости, но он так ничего и не сделал. Я хочу, чтоб ты сам с ним поговорил.

— Ладно. Спокойной ночи, мама.

Он выждал, пока не услышал, как она мягко прикрыла за собой дверь. Потом закурил сигарету и тяжело повалился в постель, чтобы как следует поразмыслить над тем, что не поддавалось обыденным объяснениям.

Вопрос первый (с легким уколом иронии он подумал, что это звучало вполне мелодраматически для десятицентового романа): являлась ли Гертруда Риз тем, что за неимением лучшего термина можно было бы назвать оборотнем? Ответ: почти наверняка нет, в любом привычном смысле этого слова. То, что на мгновение на нее нашло, он сам ей каким-то образом передал. Это случилось только по причине его присутствия. И то ли его собственный испуг прервал это превращение, то ли сама Гертруда оказалась не совсем подходящим объектом для воплощения твари.

Вопрос второй: мог ли он передать тварь какому-то другому человеку? Ответ: да. На мгновение его размышления прервались, и перед его мысленным взором промелькнула калейдоскопическая вереница лиц, которые могли безо всякого предупреждения вдруг начать меняться в его присутствии: матери, отца, Тома Гудселла, агента по недвижимости с вечно поджатыми губами, покупателя в магазине, какого-то бродяги, столкнувшегося с ним дождливым вечером.