Пещера Рыжего монаха

Лишний раз рисковать не стоило. Поэтому Василид погулял по парку и пошел в келью.

На площади, на галереях монастырских корпусов толпились группами монахи. Братья обсуждали печальное событие, гадали о том, кто будет преемником умершего владыки.

Василид пропустил обеденную трапезу и вплоть до вечерней службы не покидал кельи. Мысли его сосредоточились на том, как переправить в ревком завещанное игуменом письмо. Надо было проявить немалую изобретательность, чтобы ускользнуть от казначейского соглядатая и вернуться назад незамеченным. Какой же момент для этого выбрать?

Василиду вдруг захотелось убедиться, что письмо на месте. Он выглянул за дверь — никого. Он отодвинул кровать и поднял плиту. Конверта под ней не было.

Глава XV, рассказывающая о том, какой выход можно найти из безвыходного положения

Василиду хотелось выть и биться головой о стену, но он лишь метался по тесной келье, проклиная себя за неосмотрительность. К переживаниям мальчика прибавился еще и страх: можно было не сомневаться, что его участие в деле, направленном против интересов казначея, не пройдет ему безнаказанно. Василид бросился на кровать и уткнулся головой в подушку.

Прошло немало времени, прежде чем он обрел способность думать. Может быть, все не так ужасно? У него есть выход — пойти в ревком и рассказать о письме председателю. Но это не так-то просто: одно дело — отдать письмо и уйти, другое — беседовать с незнакомыми людьми в месте, проклинаемом обителью. А что ждет его по возвращении? От казначея пощады не жди: Василид слышал, с какой ненавистью говорил Евлогий о новой власти. И вообще, что дальше? Во всяком случае, надо быть начеку: слежку за ним не ослабят. В конце концов, он решил не предпринимать ничего до тех пор, пока не увидит Федю. Ведь ему можно будет поручить пойти в ревком — у него и отец там работает. Эта мысль немного успокоила Василида. Свидание с другом у него было условлено на послезавтра.

На следующий день, отстояв заутреню, он, движимый тоской, оказался в уголке парка, где они с отцом Георгием провели столько тихих, блаженных часов. Голые растрепанные розовые кусты, за которыми так любил ухаживать старец, вид скамьи, на которой он недавно сидел, так подействовали на Василида, что он снова, в который уже раз стал плакать.

Посидев немного в беседке, он успокоился, достал припрятанный под скамейкой сухой корм и покормил рыбок. Потом отправился в келью.

За ним продолжали следить все тем же недреманным оком. К брату Агавве присоединился еще один инок. Стоило мальчику покинуть келью, как кто-нибудь из них уже маячил невдалеке. С ума сойти: можно подумать, у них дел других нет. Василид старался не смотреть в их сторону, пусть думают, что он не замечает слежку, — в нужный момент легче будет улизнуть.

Как-то, задумавшись, он проходил под аркой, служившей выходом из сада, и вдруг нос к носу столкнулся с отцом казначеем. Все сжалось у него внутри. Он отвесил Евлогию поясной поклон и хотел было пройти мимо, но тот остановил его:

— Стой, отрок! Отвечай, почему заутреню пропустил?

— Я был на службе, уже после заутрени в сад пошел.

Евлогий смотрел мимо него тусклым взглядом и, словно не слыша, спросил:

— Отец Рафаил, был ли сей послушник в храме во время заутрени?

Василид и не заметил, как рядом оказался уставщик.

— Нет, владыко, не был, — заявил он с готовностью. Василид стоял, тараща глаза от изумления: ведь кто-кто, а отец Рафаил видел его во время службы.

— Устав нарушаешь да еще и старших обманываешь, — продолжал казначей. — Думаешь, если игумена нет, так все с рук сойдет? Не надейся. Назначаю тебе епитимью: впредь до моего указа будешь сидеть в келье. Выучишь молитвы Макария Великого — третью и четвертую, а еще псалом двадцать второй. Отец Рафаил, глаз не спускай с него, чтоб, опричь кельи, только к заутрене да к вечерне в храм выходил. В остальные часы никуда ни ногой. И чтоб к нему никто не ходил. Пусть на хлебе и воде посидит, отмаливает содеянное.

Не взглянув больше на мальчика, он отправился дальше. Василид поплелся к себе. Идущий следом отец Рафаил болтал без умолку, изо всех сил разыгрывая сочувствие. Но перед входом в келью предупредил:

— Так слышал? Только в храм можешь отлучаться.

Новое несчастье совсем сломило Василида. Он сел на кровать и тупо уставился в угол. Потом лег. За дверью иногда слышались шаги, кто-то ходил по галерее. В два часа пришел монах, принес в кружке воды и краюху черного хлеба.

Дверь кельи, согласно заведенному порядку, не запиралась ни изнутри, ни снаружи: жизнь иноков должна быть на виду.

Сейчас Василид задумался над этим. Хорошо это или плохо? — запереться нельзя, зато выйти можно.

Вечером Василид отстоял службу в храме. Присмотревшись, он сделал вывод, что здесь за ним не следят. Видно, его соглядатаям не приходило в голову, что он может сбежать во время службы. Это было неплохим открытием, особенно если учесть, что завтра предстояло свидание с Федей.