Пещера Рыжего монаха

— Спрячете наше достояние, а сами направитесь в Черкесию, там, у верных людей найдете пристанище, — продолжал казначей. — Все говорит о том, что недолгими будут дни нынешней власти; снова расцветет обитель, и все причастные к нашему замыслу в накладе не останутся. Еще вот что прибавлю: дело предстоит нелегкое, вчетвером вам не справиться — придется взять еще, по крайней мере, двоих монахов из рядовой братии. Людей я наметил вроде бы проверенных, но мало ли что… С вашей стороны нужен глаз да глаз.

После паузы Евлогий произнес медленно, раздельно:

— Настал час, когда вы должны проявить верность господу и нашей святой обители. Горе тому, кто в одиночку посягнет на наше общее благо — кара не замедлит сказаться на отступнике. Во избежание огласки выступите сегодня же ночью.

Василид выскользнул на галерею. Ему повезло: служба в храме как раз кончилась и он, смешавшись с толпой расходившихся иноков, благополучно вернулся в келью. Он не мог прийти в себя от услышанного. Как же известить обо всем Федю? Отлучиться ночью из монастыря — такого еще не бывало. Не говоря о том, что дорога в темноте нагоняла на него страх, а обитель после вечерней трапезы усиленно охранялась.

Но оказалось, что это еще полбеды… На галерее вдруг послышались шаги, дверь распахнулась, и в келью стремительно вошел казначей. Вид у него был до крайности возбужденный. За его спиной маячил уставщик.

— Ключ от келейной игумена у тебя? — громко, еще с порога спросил Евлогий.

Василида прошиб холодный пот: с ужасом он вспомнил, что не запер дверь келейной.

— Отвечай, щенок!

— У меня, святой отец… — Послушник с трудом разжал побелевшие губы. Достал ключ из кармана и протянул казначею.

— Где ты был сейчас? — спросил казначей, сверля его бешеным взглядом.

— Я… службу стоял.

— Я видел, он в храме был, — вставил, на его счастье, отец Рафаил.

— А ключ у тебя кто-нибудь брал? — спросил несколько спокойнее казначей.

— Нет, святой отец.

В течение целой минуты Евлогий не спускал с него подозрительного взгляда, наконец, пробормотал:

— Что за притча? — Потом спросил: — Почему ключ отцу эконому не сдал после кончины настоятеля?

Василид чуть приободрился:

— Забыл. Никто не спрашивал, я и забыл.

— Ну, смотри, отрок! — Казначей вышел, хлопнув дверью. Василида била дрожь. Чтобы немного успокоиться, он прилег на кровать. Минуту спустя пришел монах с ужином.

— Что это на тебе лица нет? — спросил он.

— Нездоровится, пройдет, — слабо отмахнулся мальчик. Монах вышел. До сих пор Василиду не доводилось разговаривать с ним. Знал только, что зовут его Савелием и что он заядлый картежник.

Братия отужинала и, разойдясь по кельям, готовилась ко сну. На монастырской площади зажглись редкие фонари; зажегся фонарь и за окном Василида. Келья находилась на втором этаже, и окно выходило в укромный уголок, образованный выступом в стене. В этом уголке внизу Василид соорудил скамеечку; он сидел, бывало, на ней, когда духота выгоняла его из кельи. По сторонам скамейки росли два куста вечнозеленой японской глицинии. Ее побеги, увив стену, достигали крыши.

…Какое-то движение за окном привлекло внимание Василида. Он вгляделся. В тени здания прохаживался Савелий. Не в качестве ли стража он здесь торчит? Следовало проверить. Василид открыл дверь и вышел на галерею.

— Ты чего там? — сразу же послышался оклик.

— Душно… Подышать хотел.

— Не велено, сиди в келье.

Василид вернулся в келью. Только этого не хватало!

Горная тишь опустилась на обитель. Черные кипарисы, точно монахи в рясах, караулили ее.

За окном вдруг послышался знакомый голос: к монаху-стражнику подсел брат Платон. Разговор их был слышен. Впрочем, приятель Василида говорил, пожалуй, нарочито громко.

— Ты чего тут засиделся? — спросил он.

— Сижу не по своей воле, — ответил Савелий.

— Послушание, что ли, какое выполняешь?

— Вроде того…

— Чудеса! — резюмировал брат Платон. — Только скучно, поди, так-то сидеть? Не спится что-то. Пойдем, в саду погуляем, споем тихонько.

«Не для меня ли старается? — подумал Василид. — Неспроста он здесь оказался». Припав к окну, скрытый от монахов листьями глицинии, мальчик обратился в слух.

Но ответ Савелия отнимал всякую надежду:

— Я отсюда ни ногой.

Брат Платон зевнул, после паузы сказал:

— Звали в карты играть, да я этого греховного дела не люблю.

В голосе Савелия появилась нервозность:

— Уж больно ты свят, как я погляжу… А во что собираются играть?

— В пульку… Говорят, четвертого не хватает.

Савелий поднялся со скамьи, потом снова сел.

— А у кого собрались?

— В келье Паисия… или у Севастьяна.

Савелий придвинулся к брату Платону и понизил голос:

— Слушай, а если я отлучусь? Будь другом, посиди за меня.

— А чего я тут не видел? — с неохотой отозвался брат Платон.

— Отрока Василида знаешь? Он здесь сейчас, — Савелий указал рукой на окно. — Отец Евлогий наказал, чтобы его из кельи ни под каким видом до утра не выпускать.

— С чего бы это?

— Не нашего ума дело. Ты Евлогия знаешь: если отрока не укараулю, казначей мне голову оторвет. Понял?

— Как не понять… Ладно, ступай. У меня не то что человек — мышь не прошмыгнет.

— Сначала проверю, как он там.