Песнь дружбы

Нет, все это не так просто. Владелец лесопильни просто не отпускает Эльзхен. Он прячет ее платья и башмаки. А однажды, когда она хотела сбежать, вдруг пропал Роберт. Роберт исчез, а ведь без своего малыша она не могла уехать. Хозяин покуражился над ней три дня, прежде чем Роберт появился снова; она тогда чуть с ума не сошла. Потому что хозяин — его зовут Рупп — способен на все. Ему уже за шестьдесят, но это отчаянная голова, его все боятся. Рупп заявил Эльзхен: «Видишь, Эльзхен, что с тобой будет? В следующий раз ты не увидишь Роберта целый год». Вот каков Рупп! Нет, Герман слишком добр, он не знает людей.

— Черт побери! — сердито закричал Герман. — Да я на твоем месте просто отправился бы туда и забрал Эльзхен и мальчика. Денег на дорогу мы как-нибудь наскребем!

Рыжий поник головой, он казался совсем обескураженным.

— Это ты так рассуждаешь, Герман! Ты совершенно не знаешь людей!

— Да брось ты толковать о том, что я не знаю людей! Вовсе не так приятно это слушать. Поезжай, и баста!

— Это ты так рассуждаешь, Герман!

Все это не так просто. Владелец лесопильни попросту вызовет жандармов — у него ведь есть телефон, — и они арестуют Рыжего, возьмут и арестуют.

— Арестуют?

— Ну да, конечно! За похищение несовершеннолетних. Или скажут, что это вмешательство в чужие семейные дела.

Герман громко расхохотался.

— Разве Эльзхен несовершеннолетняя?

— Нет, но Роберт.

— Да послушай, Рыжий, — ведь это твой ребенок!

— Рупп станет утверждать, что Роберт — его ребенок, а жандармы поверят ему — они сделают все, что он им скажет: они его боятся.

— Можно подумать, что этот Рупп — настоящий дьявол!

Лысина у Рыжего побагровела, на висках вздулись синие жилы. О да, этот Рупп — дьявол, подлец, сам сатана! Его нужно прикончить, просто прикончить! Топором! Как он ненавидит этого Руппа — о, как ненавидит!

— Ну ладно, Рыжий! — сказал Герман. — Успокойся. Мы подумаем, как быть, это гораздо разумнее.

За все время их знакомства Герман впервые так откровенно разговаривал с Рыжим. Чтобы окончательно его успокоить, он сказал:

— Ты, во всяком случае, напиши Эльзхен, что она и Роберт будут в Борне желанными гостями.

Рыжий кивнул и схватил свое каллиграфически написанное письмо.

— Это я уже написал: приезжай смело с нашим Робертом. У меня есть благородный друг. Он постоянно говорит, что у нас хватит места для всех. Он обещал предоставить мне участок, если я захочу завести садоводство. Вот, Герман, можешь прочесть, если хочешь.

Если класть кирпич за кирпичом, наступит день, когда самое большое здание будет готово. Так и Рыжий дописал наконец письмо, которое выводил столько воскресений. В одно прекрасное воскресенье он вычистил свою запыленную шляпу, изо всех сил натер ваксой сапоги. Он спустился не торопясь в город и вернулся поздно вечером, не совсем твердо держась на ногах: что ни говори, ведь это не пустяк — опустить в ящик такое важное письмо.

Теперь для Рыжего наступили тяжелые времена. Он слонялся, втянув бороду, желтый и похудевший, и ни с кем не разговаривал. Он и Карл резали ивовые прутья у ручья, но к одиннадцати часам, когда должен был пройти мимо почтальон, Рыжий неизменно, как и раньше, появлялся во дворе и начинал что-то искать. Он слонялся около получаса и наконец, разочарованный, возвращался к своей работе.

Он знал, что обычно ответ приходит не так-то скоро. Эльзхен должна сначала обстоятельно прочитать его письмо, и, конечно, не один раз, а потом оказывается, что чернила высохли и что в доме нет почтовой бумаги, а разносчик никогда не приходит в нужную минуту. Все это он знал и несколько недель ждал спокойно, но теперь молчание слишком затянулось.

По ночам он стонал и громко говорил во сне, а один раз закричал, что укокошит владельца лесопильни.

Ты стал прямо невыносим, Рыжий! — набросился на него утром Антон. — Кого это ты хочешь укокошить— всех, что ли?

Рыжий побледнел как мертвец.

— Неужели я говорю во сне? — пролепетал он, вконец растерявшись.

— Да, конечно, ты говоришь во сне! Ты бы хоть ночью попридержал язык. Какое нам дело до твоей Эльзхен и владельца лесопильни? Мы устаем от работы и хотим спать!

Рыжий ходил совсем уничтоженный, боязливо потупив глаза.

— С нашим Рыжим что-то неладно, — сказал Герман, качая головой.

— Совсем неладно.

— В его жизни что-то не в порядке..

— Назови мне хоть одного человека, у которого все было бы в порядке, — возразил Антон с горькой усмешкой.

Антон был прав, как всегда. У любого человека — не одно, так другое. У того нелады с женой, у другого — дети не удались.

— У каждого свое! — сказал Антон. — Жизнь — не таблица умножения.

Герман вспомнил, как на фронте Рыжий однажды рассказал ему, что совершил поступок, в котором вечно раскаивается. Об этом он, по-видимому, часто думал, но ни с кем не говорил.

Рыжий начал вечерами шататься по трактирам. Это, разумеется, его дело; неприятно было лишь то, что, когда он поздно возвращался, Ведьма лаяла как бешеная, — он каждый раз приносил ей сверток костей.

— Сегодня ночью опять был тарарам! — ругался Антон поутру. — Долго это еще будет продолжаться?