Песнь дружбы

Антон только диву давался. Да и было чему удивляться. Наступил уже ноябрь. Всякий иной человек после целого года тяжелого труда отдохнул бы недельку-другую, а Герман затеял такую огромную работу, когда зима на носу.

— Эти развалины должны исчезнуть, Антон! — смеялся Герман. — Я больше не могу их видеть, я болен из-за них, понимаешь?

Рыжий предсказывал, что зима будет мягкая, — они смогут работать до середины декабря. Пчелы летали до самого октября, личинки ушли едва на два фута в землю— уж Рыжему-то можно было верить!

Из долины поднимался туман. Рыжий часто исчезал в пелене испарений вместе со своими подмостками, слышен был только звон его кельмы. Когда ударили морозы, у них была готова почти вся наружная стена. Через год дом будет выглядеть уже совершенно иначе.

Зима вступала в свои права постепенно, не торопясь. Сначала появился иней, потом лужи покрылись тонкой корочкой льда; временами выпадало немного снега. Лишь после Нового года ударили настоящие морозы, и снежный вихрь закружился над полями. Но теперь в Борне жилось хорошо, с прошлой зимой нечего было и сравнивать. Стоило лишь вспомнить, как год тому назад в ледяные ночи они коченели от стужи на своих соломенных тюфяках. Теперь у них было так тепло, что временами они даже потели. Они могли есть досыта, у них было достаточно сала, картошки, а капусты — сколько душе угодно. Им жилось прекрасно, — хоть бы всем людям на земле жилось так! Большего они не хотели, они были довольны.

В прошлую зиму у них горел только тусклый масляный светильник, а теперь с потолка сарая над столом свисала настоящая сверкающая керосиновая лампа. Если она и не особенно светло горела, то все же была роскошью по сравнению с прежним светильником, распространявшим к тому же страшную вонь. И Бабетта ежедневно старательно чистила лампу, чтобы она блестела вовсю.

Ах, как они наслаждались по вечерам этим теплом и сверкающей лампой!

— А ведь нам, право же, чудесно живется этой зимой! — кричал Антон и радостно смеялся, тасуя карты. — Прямо барская жизнь настала у нас в Борне!

— Ну, на боку в этом году мы тоже не лежали, в этом нас никто не может упрекнуть!

Нет, на боку они действительно не лежали, это не было самомнением. Они здорово поработали, черт побери, нужно отдать им справедливость! Но им и повезло к тому же. Не правда ли, Герман? Они запоздали на две недели, но и лето, слава богу, запоздало. Осень была сухая, иначе все луга были бы затоплены: ведь сточные рвы засорились и расползлись.

Вдруг Антон побагровел и, сверкая глазами, рявкнул, обращаясь к Рыжему:

— Ходи в масть, мошенник! Я вижу, что у тебя есть червы!

За Рыжим нужно было постоянно следить в оба, иначе он жульничал, — это было у него в натуре. Рыжий хитро улыбнулся и запыхтел своей вонючей трубкой. Червы у него сразу нашлись.

Герман мог быть и в самом деле доволен этим годом. У него был вид человека, свалившего с плеч большие заботы и вздохнувшего с облегчением. Его хлев, его маленький хлев был набит до отказа, больше туда нельзя было никого поместить. Там стояли вороные, там стояла Краснушка, гладкая и раздавшаяся от сытного корма. Она снова была стельной. Пегая телка превратилась в славную молодую корову с забавными рожками и маленьким стыдливым выменем. Здесь была молодая бурая корова, стельная в первый раз, и два поджарых теленка. Он выменял их на репу, сено, рожь и картофель. В тесном загоне лежали три свиньи, не меньше чем в сто двадцать пять килограммов каждая; рядом помещались три тощих жеребца, которых он купил на прошлой неделе. О курах, гусях и утках Герман даже и не вспоминал — этим делом ведала Бабетта, да и не так уж оно много значило в хозяйстве. И вся эта живность лопала так, что смотреть было приятно, и могла лопать сколько влезет. Кормов у Германа было достаточно, Борн мог прокормить вдвое больше скота. Весной, когда кончатся холода, он сможет, пожалуй, взять еще пару голов — пока же в хлеву не было места.

Как же Герману не быть довольным этим годом?

Он выписал несколько книг, с которыми ознакомился еще в сельскохозяйственной школе, По воскресеньям он ревностно их изучал, подперев голову обеими руками. Он не был честолюбив, о нет; не гнался за деньгами и славой, но он поставил перед собой цель: Борн должен стать образцовым хозяйством. Таким, чтобы крестьяне останавливались и разевали рты от изумления. Дайте ему только два-три года сроку.

Но поистине торжественные минуты наступали для Германа, когда он раскладывал на столе коричневую папку со своими чертежами. Здесь был план Борна, вычерченный в точных масштабах. Старый дом должен быть отстроен точно таким, каким он был раньше, — с высокой крышей, широким, приветливым фасадом. Но хлевы, амбары и хозяйственные постройки будут расположены и построены по-иному.

Антону не надоедало обсуждать с Германом эти планы.

— Здорово ты рисуешь! — говорил он с удивлением. — Ничего не скажешь! Многие из тех, что мнят себя специалистами, не могут тягаться с тобой. А сколько же, по-твоему, понадобится времени на то, чтобы выполнить все это?