Песнь Кобальта

Они бродили по коридорам обвалившимся, по залам пустынным, в которых даже эхо угрюмым казалось. Кругом пыль, обломки и запах тяжелый. Так пахнет заброшенное место. Пустотой, горечью поражения.

Потом вывел он ее в помещение с круглой, некогда стеклянной крышей, а теперь сквозь проломы небо голубое внутрь заглядывало.

Скелеты шкафов тут стояли, до самых потолков. Обгорелые, местами обвалившиеся, а на них кое-где остались корешки книг, пеплом усыпанные.

— Здесь располагалась главная библиотека, — пояснил, носком задумчиво пнув головешку, попавшуюся на пути, — ее жгли с особой жестокостью, чтобы знания бесценные, принадлежащие Древним, никогда больше использовать никто не мог. Чтобы кобальт оказался сам по себе и не знал, где поддержку брать.

Защемило у нее за грудиной, заболело, когда мимо полки прошла, пальчиками проводя по золе, оставляя за собой следы несмелые. Так жалко! Так обидно!

— Здесь полыхало все, как в чистилище, — меж тем продолжал Вэлл. Драконы громили оба крыла замка. В восточных башнях тогда древние обитали, а кобальт в западных. Там тоже ничего не осталось. Середину, где тронный зал, в котором ты чуть не провалилась, меньше затронули: будто насмехаясь над нами. Гейрион пытались разрушить, но не смогли. Он в скале высечен, так что вход обвалился, путь им отрезая, а все остальное внутри сохранилось. Годами потом завалы расчищали.

— Ты так рассказываешь, будто видел все это собственными глазами!

— Я и видел, — усмехнулся невесело, — мне тогда лет было как тебе, когда из Золотых песков уходила.

— Сколько же тебе сейчас??? — изумленно на него уставилась.

— По меркам дракона? Еще расти и расти. По меркам человека? Глубокий старец.

— С виду и не скажешь, что старый такой, — выдала, мысленно возраст его подсчитывая, и тут же смущенно замолчала, когда рассмеялся он, — я не имею ввиду, что ты дряхлый… эээ… морщинистый… эээ.

— Ладно, не мучайся. Я понял, что ты хотела сказать, — еще раз посмотрел в ее сторону, с улыбкой качая головой.

Все-таки забавная она. Когда перестает испуганно дрожать, становится похожа на маленького любопытного котенка, открывающего для себя огромный мир.

— Ну и как тебе моя версия событий трехсотлетней давности? — спросил, когда из разрушенного замка на улицу вышли. Сразу дышать легче стало, и тоска, когтями сердце сжимающая, ослабила хватку свою безжалостную, — такую ты слышала в долине?

— Нет. В наших книгах написано, что кобальтовые войну развязали, без повода напали на долину, на города мирные. Тогда остальные объединились под предводительством отважного золота и дали отпор жестоким завоевателям. После чего в долине мир и спокойствие воцарились.

— Надо же, — хмыкнул он — Какие, оказывается, молодцы эти золотые. Мир в долину принесли.

Горькая ирония неприятно слух резанула, но Дэниэль промолчала, чувствуя, что сейчас Вэллиану не хочется слышать ни слов поддержки, ни чего-то другого. Сейчас он сам окунулся в память тех дней, что навсегда изменили жизнь его народа и его самого.

Они молча покинули разрушенный район и уже по привычной дороге, через мост над пропастью, отправились домой.

Глава 11

Снова Дэни на коленях в Ильфиде мертвом, прижавшись ладонями к камню шершавому, безразличному. Гейер Санмэй требует от нее концентрации, внутренней собранности. Говорит про зрение какое-то мысленное, про то, что почувствовать должна Песнь свою. Кобальт должна почувствовать, будь он не ладен, и к себе тянуть его. Про жилу какую-то говорил, что перебита во время войны была и затихла теперь где-то на глубине.

Ничего не понятно! Как тянуть? Куда тянуть? Как видеть, но не глазами, а душой? Непонятно!

Санмэй только смотрел на нее недовольно, руки спрятав в складках балахона серого.

— Бестолковая! — качал головой, отворачиваясь, — самая бестолковая ученица из всех возможных!

Она обижалась, губы надувала, но уйти не решалась. Слишком суров был верховный гейер. Никаких шуток, никакой мягкости в обращении. Требовательный.

Сначала думала, что невзлюбил ее, что цепляется почем зря, пытаясь оскорбить да унизить, но спустя неделю поняла, что манера у него такая. Он не добрый деревенский дедушка, что у ворот сидючи на гармошке играть будет. Он главный маг города, от которого во многом зависит безопасность жителей Вар'шааны. И доставалось от него не только Дэниэль, но и всем остальным.

Уже неделю каждый день приходила она на площадь к Ильфиду. С утра самого, едва солнце из-за горизонта выглядывало, и делала то, что от нее требовали, убежденная, что бесполезно все.