Песнь копья

Стоило Тире отойти, как Улва рванула мокрую ткань и принялась осматривать свою рану. Ей повезло, — стрела не успела набрать скорость и вошла неглубоко. Обломок древка покинул отверстие, но зазубренный наконечник остался внутри, ибо не был хорошо закреплён. Как подло! Удобнее взявшись за липкий нож, орийка принялась расширять края раны. Перебарывая боль, она рычала, и ниточки слюны вырывались сквозь зубы, опадая на подбородок паутиной.

— Постой, безумная, что ты творишь?!

Тира быстро обернулась с луком и колчаном, хотя с наконечником в боку далось ей это дорого.

— Вернёмся в поселение, может, там будет мальчик-целитель, он нас подлатает!

— Заткнись! Это выродок с Шейных островов, посмотри на гнусную рыжую харю! Твари!.. Ненавижу!.. Дышат подлостью! Может быть, стрелы отравлены, может быть, по твоему телу растекается яд!

Тира схватилась за бок. Ей было тяжело двигаться, изнутри терзал острый кусочек металла, а станет хуже, — рана расширится, загноится. Если же опасения Улвы не напрасны и стрела была ещё и отравлена…

Девушка рычала, но не позволяла себе кричать, она обливалась потом, лезла внутрь грязными пальцами, чтобы нащупать твёрдое, острое. Стоило окровавленному куску железа упасть наземь, сама Улва словно потеряла силы. Тира подождала, позволила крови стечь, на случай, если там истинно был яд, а потом туго перевязала плечо.

— Теперь этот кусок дерьма.

— Его мне тоже перевязать?

Улва подняла на женщину усталый взгляд, изогнула свою густую бровь, являя всю глубину разочарования и злости:

— Ни к чему его перевязывать, и тащить никуда мы его не будем. — Первая хирдквинне поднялась с ножом в руке. — Разделаю этого кабанчика прямо здесь.

* * *

Обадайя был в поселении, когда перед закатом вернулись с охоты раненные женщины. Обе в крови, обе едва дышали. Улва упала на колени под весом мёртвой Хильды, которую несла на себе. Люди переполошились и молодому волшебнику пришлось протискиваться между ними, спешившими к воротам.

Появилась конани Йофрид, увидела раненных и приказал вести в свой дом, чтобы класть там. Бергдис и Хейдрун были рядом, но их познания в целебных дисциплинах уступали его познаниям, так что Обадайя стал распоряжаться:

— Кипячёную воду, кипячёную ткань, остальное у меня есть.

— Сначала её, — указала на Тиру Улва, — наконечник до сих пор в ней. Я пережду.

Тира действительно казалась стоящей на пред пастью Геда

ша[66], так что волшебник не стал спорить. Он отдирал присохшую одежду, омывал тело, плёл диагностирующие чары и слушал.

— Что случилось? — потребовала конани, возвышаясь над ложем.

— Стиггманы высадились на острове, госпожа, — отрешённо молвила девушка, глядя в потолок. — Мы с Тирой и Хильдой встретили в лесу их следопыта. Он разведывал леса и добывал им пищу. Заметил нас раньше, чем мы его, решил рискнуть, рыжая мразь. Как видишь, риск его не оправдался. Ох уж он пел у меня.

Шаманки переглянулись, лицо Йофрид осталось каменным.

— Кнуд Косолапый добрался до Ладосара и высадился на северном, обрывистом берегу двумя драккарами, — продолжала Улва. — С ним больше сотни воинов и он ищет нас, равно как пищу и пресную воду. Со слов следопыта они думают, что достигли большой земли, но далеко в лес заходить боятся, ночами среди деревьев пропадают люди.

— Над ними нет защиты… — Все посмотрели на Обадайю, от рук которого к ране Хильды тянулись потоки целебной энергии. — Учитель не запретил старым хозяевам острова покушаться на этих несчастных, поэтому ночами лес будет нападать на них. А за один день без коней им сюда не добраться.

— Они могут сняться с места и поплыть дальше вдоль берега, — предположила Йофрид, став накручивать на палец локон, — обойти этот долгий мыс и приплыть сюда, на Сонное Лежбище.

— Могут, госпожа, — кивнул волшебник, — но ваше убежище скрыто от моря, как и ваши корабли. Если сильно не повезёт, они высадятся рядом, однако, может и не высадятся.

Женщина задумалась, пересчитала в уме всех своих воительниц, все копья, мечи и топоры, все стрелы и луки, учла высоту стен. Её глаза уже видели поле боя. Кнуд привезёт с собой тёмного шамана, не следует забывать о силе этих мерзких выкормышей Ноанкуна. Выходило, что, скорее всего, сойдясь в битве со стиггманами, воительницы Оры погибнут. Нечего и рассчитывать на мужчин, они слабы и пугливы, никогда не умели держать оружие в руках.

— Она выживет, — сказал Обадайя, срастив края раны Тиры и смыв остатки крови. — Сон, сытная пища и ещё больше сна. Теперь давай посмотрим на тебя, Улва.

Йофрид отвлеклась от своих дум и заметила с удивлением, что её первая хирдквинне против воли попыталась прикрыть рукой грудь, когда юный лекарь принялся разрывать почерневшую тунику. Никогда прежде в памяти конани Улва не проявляла и тени смущения. Достоинство её, впрочем, было в безопасности.

Обадайя сплетал и расплетал заклинания, прогонял боль, отделял присохшую ткань, мыл, оздоровлял и сращивал плоть. На плече не осталось даже шрама.

— Я поспешу к учителю, — сказал он, поднявшись, — передам ему.