Песнь крови

— А какие у меня гарантии?

— Мое слово, слово брата Шестого ордена.

— Чума забери ваше слово с вашим орденом вместе. Эта ваша призракопоклонническая чушь для меня ничего не значит.

Нурин натянул перчатки и нахмурился, прикидывая.

— Мне нужен письменный договор, заверенный губернатором.

— Губернатор сейчас… нездоров. Но, уверен, главный мастер торговой гильдии согласится оказать нам такую любезность. Это вас устроит?

* * *

«Красный сокол» заметно отличался от любых других кораблей, что доводилось видеть Ваэлину. Он был меньше большинства из них, с узким корпусом и тремя мачтами вместо обычных двух. Палуб было всего две, и команда — только двадцать человек.

— Он выстроен для чайной торговли, — угрюмо пояснил Карваль Нурин, когда Ваэлин упомянул о необычном виде корабля. — Чем свежее чай, тем больше прибыль. За мелкую партию свежего чая можно выручить втрое больше, чем за большой груз. Чем быстрее доберешься из одного порта в другой, тем больше денег заработаешь.

— А где же весла? — спросил Френтис. — Я думал, у всех мельденейских кораблей непременно есть весла.

— Есть, а как же, — Нурин указал на закрытые порты на нижней палубе. — Но мы их используем только при штиле, а в северных водах такое редко случается. В любом случае, «Сокол» ловит даже самый легкий бриз.

Капитан умолк, окинул взглядом порт, ряды молчаливых и пустынных кораблей и кордон Бегущих Волков, охраняющих подходы к пристаням. Командам ночью приказано было покинуть суда. Некоторые воспротивились и теперь залечивали синяки и ссадины в ближайших складах, под бдительной охраной.

— Не припомню, чтобы в линешском порту когда-нибудь бывало так тихо, — заметил Нурин.

— Война вредит торговле, капитан, — ответил Ваэлин.

— Весь этот месяц корабли свободно приходили и уходили, а теперь они стоят пустые, и команды сидят под замком. Одному только «Соколу» почему-то разрешили отплыть…

— Осторожность лишней не бывает, — Ваэлин дружески хлопнул его по спине, заставив капитана содрогнуться от ужаса и отвращения. — Вокруг полно шпионов! Когда вы отчалите, капитан?

— Через час, с отливом.

— Тогда не смею мешать вашим приготовлениям.

Нурин проглотил язвительный ответ, кивнул, поднялся по трапу и принялся осыпать свою команду градом приказов, щедро сдобренных бранью.

— Как ты думаешь, он знает? — спросил Френтис.

— Он что-то подозревает, но не знает наверняка, — Ваэлин виновато улыбнулся. — Я бы отправил с тобой побольше народу, но это может показаться еще более подозрительным. Помощники сестры Гильмы тебе объяснили, на что обращать внимание?

Френтис кивнул.

— Опухшая шея, потливость, головокружение, сыпь на руках. Если кто-то из них заражен, признаки начнут проявляться в течение трех дней.

— Хорошо. Ты понимаешь, брат, что если у кого-то из команды, включая тебя самого, проявятся признаки «красной руки», этот корабль не должен пристать ни в Варинсхолде, ни где-либо еще?

Френтис кивнул. Ваэлин не замечал в нем ни страха, ни недовольства. Песнь крови говорила о том, что он испытывает лишь неколебимое доверие, почти безрассудную преданность. Тощий, оборванный мальчуган, который много лет назад умолял замолвить за него слово перед аспектом, теперь переродился, перековался в закаленного, грозного, опытного воина, который никогда не станет оспаривать его приказов. Бывали времена, когда иметь под своим началом Френтиса казалось скорее тяжкой ношей, чем благом. Френтис был оружием, пользоваться которым надлежало с большой осторожностью, поскольку, дав ему волю, спрятать его обратно в ножны было уже нельзя.

— Я… сожалею о том, что это необходимо, брат, — сказал Ваэлин. — Если бы был иной путь…

— А ты меня так и не научил, — сказал Френтис.

Ваэлин нахмурился.

— Не научил? Чему?

— Ножики-то метать. Ты же обещал, что научишь. Думал, я и сам всему научился. А это не так.

— Ну, тебя с тех пор многому научили…

Ваэлина внезапно охватило чувство вины. В скольких битвах сражался этот слепо доверяющий ему молодой человек, сколько ран он получил. Сколько жизней отнял…

— Ты хотел стать братом, — сказал он, не сумев скрыть виноватого тона. — Как по-твоему, хорошо ли мы с тобой поступили?

К его изумлению, Френтис расхохотался.

— Хорошо? А разве вы мне когда-то делали что-то плохое?

— Одноглазый разукрасил тебя шрамами. Ты страдал на испытаниях. Отправился за мной сюда, навстречу войне и боли.

— А что меня ждало в ином случае? Голод, и страх, и нож в темном переулке, а потом — истечь кровью в сточной канаве.

Френтис стиснул ему плечо.

— Теперь у меня есть братья, которые готовы умереть, защищая меня, как и я готов умереть за них. Теперь у меня есть Вера.

Он улыбнулся свирепой улыбкой, исполненной непрошибаемой убежденности.

— Что есть Вера, брат?

— Вера есть все. Вера поглощает нас и освобождает нас. Вера определяет мою жизнь в мире сем и Вовне.