— Я хотел вас поблагодарить, — сказал Ваэлин. — За то, какие дисциплинированные у вас солдаты. Видимо, они в вас очень верят.
— Они и в вас верят, брат. Почти так же сильно, как ненавидят вас.
Ваэлин не видел причин это оспаривать. Он подошел к Антешу и облокотился на зубец стены.
— Надо сказать, я был удивлен, что королю удалось набрать так много людей в вашем фьефе.
— Когда во главе фьефа встал Сентес Мустор, он первым делом отменил закон, предписывающий ежедневно тренироваться в стрельбе из лука, и заодно прилагающееся ежемесячное пособие. Большинство моих людей — крестьяне, пособие было для них серьезным подспорьем, без него многие не могут прокормить семью. Как бы страстно они ни ненавидели короля Януса, ненавистью детишек не накормишь.
— Они действительно верят, будто я тот самый Темный Меч из вашего Десятикнижия?
— Вы убили Черную Стрелу и Истинного Меча.
— На самом деле Хентеса Мустора убил брат Баркус. И я по сей день не знаю, действительно ли тот человек, которого я убил в Мартише, был именно Черная Стрела.
Кумбраэлец пожал плечами:
— Как бы то ни было, в книге четвертой говорится, что никто из людей праведных Темного Меча убить не сможет. Должен сказать, брат, что вы и впрямь хорошо соответствуете описанию. Что же до слова «Темный»… Кто знает?
Лицо у Антеша сделалось опасливым, словно он ожидал упреков или угроз.
Ваэлин счел уместным сменить тему.
— А вы, сударь? Вы тоже вступили в армию потому, что вам детей кормить нечем?
— У меня нет детей. И жены у меня нет. Только лук да одежда, что на мне.
— А как же королевское жалованье? Оно-то у вас должно быть.
Антеш как будто заволновался, отвел взгляд и снова принялся оглядывать небо в поисках ястреба.
— Я… я его потерял.
— Насколько я понимаю, каждому из рекрутов выплатили по двадцать золотых авансом. Довольно крупная сумма, чтобы ее потерять.
Антеш, не оборачиваясь, спросил:
— Вам от меня что-то нужно, брат?
Песнь крови откликнулась коротким беспокойным ропотом, не пронзительной нотой близящегося нападения, но предупреждением об обмане. «Он что-то скрывает».
— Я хотел бы побольше узнать о Темном Мече, — сказал Ваэлин. — Если вам, конечно, будет угодно об этом рассказать.
— Это означает ближе познакомиться с Десятикнижием. Не боитесь, что ваша душа будет осквернена подобным знанием? Что ваша Вера пошатнется?
Слова кумбраэльца вызвали в памяти Хентеса Мустора. Ваэлин снова увидел вину и безумие в глазах Узурпатора. Ропот песни крови сделался громче. «Знал ли он его? Быть может, был одним из его приверженцев?»
— Сомневаюсь, что какое бы то ни было знание способно осквернить душу. И, как я уже говорил вашему Истинному Мечу, моя Вера не может быть расторгнута.
— Книга первая велит нам учить истине о любви Отца Мира всякого, кто готов слушать. Отыщите меня, и я расскажу вам больше, если вам угодно.
По вечерам он приходил в мастерскую Ам Лина, где жена каменотеса кровожадно хмурилась, разливая чай, а сам каменотес учил его, как обращаться с песнью.
— У моего народа она зовется Музыкой Небес, — рассказывал Ам Лин как-то вечером. Они сидели в мастерской, прихлебывая чай из маленьких фарфоровых плошечек, рядом со статуей волка, которая с каждым новым визитом Ваэлина все сильнее походила на настоящего, живого волка. Это пугало. В дом жена каменотеса Ваэлина не пускала, и сама, разлив чай, неизменно уходила и запиралась. Как-то раз он совершил непростительный промах, сказав, что чаю они могут налить и сами, но она ответила таким свирепым взглядом, что Ваэлин обождал, пока Ам Лин не отхлебнет из чашки первым, боясь, что она подлила в чай яду.
— У вашего народа? — переспросил Ваэлин. Он сделал вывод, что каменотес родом откуда-то с Дальнего Запада, но сам Ваэлин знал о тех краях мало: только рассказы моряков, невероятные истории о крае бесконечных полей и больших городов, где правят короли-торговцы.
— Я родился в провинции Чин-Са, под великодушным правлением великого короля-торговца Лол-Тана, человека, который хорошо знал цену людям, наделенным необычными способностями. Когда о моих способностях сделалось известно деревенским старейшинам, меня в десять лет забрали из семьи и отвезли к королевскому двору, дабы наставлять в Музыке Небес. Помню, я ужасно тосковал по дому, но никогда не пытался сбежать. Потому что, по закону, измена сына переходит на отца, а я не хотел, чтобы он пострадал за мое неповиновение. Хотя мне ужасно хотелось вернуться к нему в мастерскую и снова работать по камню. Он тоже был каменотес, понимаете?
— У вас на родине не стыдятся Тьмы?
— Отнюдь. Это рассматривается как благодать, как дар Небес. Для семьи, где родился Одаренный ребенок, это большая честь.
Лицо его помрачнело.
— По крайней мере, так говорят.
— И вас, значит, учили песни? Вы знаете, как с нею обращаться, вы знаете, откуда она берется…
Ам Лин печально улыбнулся.
— Песни нельзя научить, брат. Она ниоткуда не берется. Она просто часть тебя. Ваша песнь — это не иное существо, живущее внутри вас. Это вы сами.
— Песнь моей крови… — пробормотал он, вспоминая то, что сказала ему Нерсус-Силь-Нин в Мартише.