Песнь молодости

Следуя советам Цзян Хуа, Дао-цзин не только проводила работу среди учителей и учащихся, но также и близко познакомилась со многими родителями своих учеников. Среди них самые лучшие дружеские отношения установились у нее с матерью Лю Сю-ин. Это была крепкая женщина средних лет, имевшая шестерых детей. Несмотря на пережитые ею тяготы и невзгоды, она не утратила оптимизма и веры в жизнь. Больше всего Дао-цзин привлекал в ней жизненный опыт и трезвый взгляд на вещи. Дао-цзин была интеллигенткой, родившейся и выросшей в городе, и хотя ей и приходилось иногда бывать в деревне и встречаться с крестьянами, в душе она всегда считала их примитивными и невежественными. «Крестьяне бедны, — думала Дао-цзин, — им не хватает культуры и знаний. Что они могут знать, кроме работы в поле и домашних дел?» Сблизившись с матерью Лю Сю-ин, Дао-цзин вынуждена была пересмотреть свои взгляды. Эта женщина не только хорошо разбиралась в сельском хозяйстве. Она прекрасно знала жизнь крестьян, так как ее муж, плотничая, часто бывал в крестьянских фанзах, и хорошо понимала всю остроту классовой борьбы в деревне. Благодаря этой простой, обремененной большой семьей деревенской женщине Дао-цзин поняла, что она ошибалась, считая крестьян примитивными. Во время бесед с матерью Лю Сю-ин она чувствовала, как охотно и щедро эта женщина делится с нею своим знанием жизни, помогает ей разобраться во всех ее сложностях. Вот почему в эту тревожную ночь она без колебаний пришла к ней в дом, и мать Лю Сю-ин не побоялась оставить ее у себя.

Небольшой дворик семьи Лю был очень чист. Ограду его густо увивала люфа[95], сочные зеленые листья ее купались в ласковых лучах солнца. Все здесь дышало спокойствием и безмятежностью. Над маленьким домиком, разделенным внутри на три части, медленно курился дымок. Время близилось к полудню. Мать Лю Сю-ин, присев перед очагом и разжигая огонь, спокойно разговаривала с сидевшей рядом с ней Линь Дао-цзин.

— Ты, девушка, не волнуйся, — говорила она, ласково улыбаясь. — Поживи у нас день-другой, послушай, что творится кругом. Наши крестьяне говорят: «Нет на свете реки, через которую нельзя переправиться».

— Но, тетушка, как же мне здесь оставаться? В школе… — Дао-цзин не договорила: в комнату вошла Лю Сю-ин.

Рано утром она побежала в школу, чтобы разузнать, что там произошло ночью. Однако вернулась она лишь к полудню. Опустив голову, со слезами на глазах девочка сказала Дао-цзин:

— Они арестовали учителя Чжао.

— Сю-ин, расскажи подробнее, — попросила расстроенная этим неожиданным известием Дао-цзин. — Как им удалось его арестовать?

— Ночью больше десятка жандармов и солдат из охранного отряда окружили школу. Учитель Чжао не успел уйти, он что-то еще делал. Его и схватили, — говорила Лю Сю-ин, утирая слезы.

— А больше они никого не арестовали?

Сквозь слезы Лю Сю-ин ответила:

— Они арестовали еще Ли Го-хуа и У Сюэ-чжана… Утром, когда мы пришли в школу, всех наших ребят, которые вчера ходили подавать петицию, директриса и У Юй-тянь собрали в актовый зал, где нам сделали внушение. Какой-то худой, похожий на мартышку чиновник сказал, что если мы еще будем бунтовать, то нас расстреляют. Они говорили, что нужно расстрелять учителя Чжао и вас…

— Не плачь, Сю-ин! — Дао-цзин глазами, полными слез, смотрела, не отрываясь, на зеленые листья вьющейся люфы и через минуту тихо добавила: — Не плачь! Они вас не расстреляют. Какие еще новости?

— Никаких больше новостей нет, — всхлипнула Лю Сю-ин. — Госпожа учительница, а что же будет с вами? Ведь они… они разыскивают вас, хотят арестовать.

— Лю Сю-ин, не волнуйся, со мной этого не случится. Сходи сейчас к Пи Дэ-жую, Ли Цзюй-ин, Чжу Ю-гуану, Ван Гуан-цзу и к Ли Чжань-ао и скажи, чтобы они сегодня вечером пришли к озеру, что возле вашей деревни. Мне надо с ними поговорить.

— Ли Чжань-ао, подлый, предал нас, — сказала Лю Сю-ин, утирая слезы. — Он помогает гоминдановцам из городского комитета, издевается над нами. Кто думал, что этот мальчишка окажется таким негодяем!

Дао-цзин побледнела, но спокойно взяла руку девочки и сказала:

— Ну, что ж, нас будет меньше на одного — только и всего. Ты все-таки иди оповести остальных ребят.

Во второй половине дня, еще до встречи Дао-цзин с ее учениками, в дом Лю пришла пожилая женщина. В руках у нее была корзинка, которые носят обычно продавцы искусственных цветов и вышитых выкроек для матерчатых туфель. На ее худом, потемневшем от загара лице было приветливое и несколько смущенное выражение. Очевидно, она была хорошо знакома с хозяйкой, потому что, поздоровавшись со всеми, она медленно направилась прямо в дом. В это время Дао-цзин, сидя на кале, писала. Увидев незнакомую женщину, она немного растерялась. Однако делать было нечего. Дао-цзин оставалось лишь поздороваться и пригласить ее садиться на кан.

— Вы работаете. Продолжайте, пожалуйста. Я и здесь посижу, ничего, — спокойно проговорила женщина с легкой улыбкой. Усевшись на скамейку, она поставила свою корзинку на скамейку рядом.