Песнь молодости

…Полицейские ворвались в толпу, хватали людей. Он охранял товарища, который нес знамя. Когда на знаменосца налетел полицейский и, сломав древко, хотел схватить юношу, Лу Цзя-чуань с яростью ударил полицейского кулаком и бросил в него горсть извести. Облако известковой пыли скрыло знаменосца, и ему удалось убежать. Полицейские погнались за Лу Цзя-чуанем. Дао-цзин побежала за ним. На бегу Лу Цзя-чуань делал ей знаки, чтобы она отстала, но Дао-цзин продолжала бежать. Едва он домчался до поворота в маленький переулочек, как полицейский в сером мундире дважды выстрелил, но, к счастью, не попал. Лу Цзя-чуань резко повернулся и швырнул еще один пакет с известью. Все вокруг заволокло удушливым белым дымом. Пакеты с известью сыграли свою роль: Лу Цзя-чуаню удалось скрыться. Дао-цзин последовала его примеру и тем же способом спаслась от преследования.

Как и было условлено заранее, они встретились в Таожаньтине[62]. Взявшись за руки, молодые люди шли совсем как влюбленные. Однако, сказав друг другу всего лишь несколько слов, они были вынуждены расстаться. Дао-цзин заметила разорванный красный флажок, торчавший из кармана Лу, и взяла его на память об этом великом дне.

«Какой он смелый и энергичный!» При воспоминании о том, как вел себя Лу Цзя-чуань в день годовщины «18 марта» и Первого мая, ее сердце невольно наполнилось восхищением, преклонением перед ним и еще каким-то более сложным чувством. Она и сама не могла еще понять, что это такое, но ей хотелось чаще видеть Лу Цзя-чуаня, говорить с ним…

После полудня, когда Юй Юн-цзэ ушел на занятия, Дао-цзин, узнав, что Бай Ли-пин дома, зашла к ней.

— Ходила Первого мая на демонстрацию, Дао-цзин? — прищурившись, озорно спросила Бай Ли-пин.

— Ходила. А ты почему не была?

— Я? У меня других дел много! — поспешила прекратить расспросы Бай Ли-пин. Положив руку на плечо Дао-цзин, она с улыбкой спросила: — Дао-цзин, ты вчера вечером опять поссорилась со своим «профессором»? Глупенькая, и зачем ты сходишься с такими людьми? Неужели не можешь найти более привлекательного мужчину?

За длинный халат и куртку, делавшие Юй Юн-цзэ похожим на ученого, Бай Ли-пин прозвала его «профессором».

— Да где уж мне! — показывая два ряда ослепительно белых зубов, засмеялась Дао-цзин. — Кто же сумеет так, как ты: увидела одного — влюбилась, увидела второго — и этот тебе мил.

— Ладно, ладно! Не прибедняйся! Я ведь для тебя стараюсь. Ты сама посмотри: сух, как палка. Ну какая тут может быть любовь? Вот Лу Цзя-чуань — это парень! Смелый, талантливый и красивый! Хочешь, сосватаю?

Сердце Дао-цзин часто забилось. Она не ожидала от Бай Ли-пин подобной шутки. Услышав свое имя рядом с именем дорогого и уважаемого человека, она покраснела и беспомощно взглянула на Бай Ли-пин. А та, обняв Дао-цзин за плечи, пододвинулась к ней ближе и на ухо сказала:

— Ну что тут колебаться, девочка? Какой это писатель сказал: «Без новой любви не уничтожишь старую»? А твой «профессор» вообще любви не стоит. Нужно смелее строить новую жизнь!

— Нет, он любит меня, как же я могу его бросить? — покачав головой, тихо ответила Дао-цзин. Она чувствовала, что отшучиваться больше нельзя и что Бай Ли-пин говорит с ней искренне.

— Ждешь, пока Юй Юн-цзэ наградит тебя медалью за верность?

Лицо Бай Ли-пин стало серьезным, однако еле заметная насмешливая улыбка тронула уголки рта.

— Думаешь о всенародной революции, а в таком «маленьком» деле, как любовь, показываешь себя отсталой! Тоже мне революционерка!

Эти слова больно кольнули Дао-цзин. Она высвободилась из рук Бай Ли-пин и, опустив голову, молча села на стул. Она знала, что ее отношения с мужем разладились, и этот разлад растет тем больше, чем сильнее она тянется к новой жизни. Но Дао-цзин жалела Юй Юн-цзэ, и это чувство привязывало ее к нему; к тому же она считала, что революционер не должен уделять много времени своим личным делам. Поэтому она терпела, сдерживала свое недовольство и продолжала жить с мужем. Однако слова Бай Ли-пин отчетливо показали ей, что на деле она совсем не так относится к вопросу о личном, как ей это казалось раньше, и что ее нынешние оправдания — всего лишь попытка как-то успокоить себя.

Дао-цзин молчала, задумчиво глядя на синее небо, видневшееся за окном. Бай Ли-пин думала, что Дао-цзин сердится на нее; она нагнулась к ней, обняла и проговорила тоном капризного ребенка: