Песнь молодости

— Полно, Дао-цзин, не сердись! Если уж тебе так дорог твой Юй Юн-цзэ, пожалуйста, люби его на здоровье! Я и не подумаю разлучать вас. Но послушай, что я тебе скажу. Ты ведь знаешь, что Цуй Сю-юй уехала на Северо-Восток, в Добровольческую партизанскую армию. Сначала она надеялась, что Сюй Нин последует за ней: они так любили друг друга! А Сюй Нин… Ты ж его знаешь: на словах у него все красиво получается, а как до дела дойдет, смелости не хватает. Он не поехал — не захотел расстаться с мамой, с институтом… Ну, конечно, и без меня тут не обошлось. А Цуй Сю-юй я не могу не уважать, ведь у нее все было: и учеба, и Сюй Нин, которого она беззаветно любит, — и она все это бросила ради революции. Ты, Дао-цзин, не бери пример с меня и Сюй Нина, а учись у Сю-юй… Ты, наверное, не знаешь: ведь она кореянка.

— Кореянка!..

С изумлением глядя на Бай Ли-пин, Дао-цзин машинально повторила последнее слово и не нашлась, что сказать.

Вернувшись домой в подавленном настроении, она бросилась на кровать и погрузилась в размышления.

Стемнело, но Дао-цзин даже забыла про ужин.

— Дао-цзин, как ты прекрасна! Прямо спящая фея… — тихо произнес незаметно вошедший Юй Юн-цзэ, глядя на жену.

Дао-цзин, не обратив на него внимания, взяла книгу и спрятала за ней свое лицо. Юй Юн-цзэ подошел, отобрал у нее книгу и взглянул на обложку — «Капитал». Он слегка нахмурил брови и с улыбкой спросил:

— Ну, великая ученица господина Маркса, какую проблему вы сейчас изучаете?

— К чему эти насмешки?

Дао-цзин взглянула ему в лицо и вдруг поняла: того Юй Юн-цзэ, которого она любила, больше нет; каким пошлым и мелким стал этот человек! Какое горькое разочарование! Не сдержавшись, она ответила:

— Лучше быть ученицей Маркса, чем учеником Ху Ши!

— Что ты болтаешь! — вспылил Юй Юн-цзэ. — Чем плохо быть учеником Ху Ши?

— О, это прекрасно! Помогать реакционерам, быть прислужником империалистов, помогать Чан Кай-ши расправляться со студентами, чем же это плохо?

Дао-цзин швырнула книгу на кровать и с презрением отвернулась.

Юй Юн-цзэ, обхватив руками голову, сидел за столом. Он сдерживался изо всех сил, но через минуту поднял голову и холодно рассмеялся:

— Революция! Борьба! Какие прекрасные слова! Но что-то я не видел, чтобы господа революционеры спускались в шахты. Это ведь потруднее, чем разглагольствовать о пролетариате, о большевиках.

— Не болтай глупостей!

Дао-цзин вскочила с кровати:

— С меня довольно, я ухожу! Уж будь столь милостив — позволь мне сделать хоть это!

Эти слова в один миг разрядили атмосферу. Юй Юн-цзэ вдруг стал жалким, как осенняя муха. Охрипшим от волнения голосом он взмолился:

— Дорогая! Жизнь моя! Не уходи!..

* * *

Только перед сном они примирились. Юй Юн-цзэ, глядя на Дао-цзин, довольным голосом сказал:

— Я сегодня вернулся в таком хорошем настроении, спешил поскорее сообщить тебе важную новость и никак не думал, что мы опять повздорим. Дао-цзин, давай не будем больше ссориться!.. И никогда не говори мне, пожалуйста, таких ужасных слов. Знаешь, после окончания университета мне не придется искать работу — разве это не хорошая весть?

— Что же тебе предлагают? Ведь до окончания осталось еще почти три месяца.

— Нужно подготовиться заранее. Ты ведь знаешь, сколько всегда претендентов на одно и то же место.

С гордостью победителя и в то же время боясь рассердить Дао-цзин, он тихо сказал:

— Мой приятель Ли Го-ин хорошо знаком с Ху Ши — не сердись, я не превозношу его, но для нашей жизни… По рекомендации Ли Го-ина Ху Ши прочитал мою работу; она ему очень понравилась, и он попросил привести меня. Сегодня я как раз виделся с ним, и он подбодрил меня, советовал как следует работать, побеседовал со мной на философские темы и в конце сказал, что берет на себя устройство моего будущего по окончании университета… Дао-цзин!

Юй Юн-цзэ сжал ее руку, его маленькие глазки сияли:

— Говорят, что если какой-нибудь студент понравится ему, то судьба этого студента обеспечена и его ждет большое будущее!

— Вот как! — Дао-цзин, закусив губу, взглянула на его самодовольное лицо. — Оказывается, ты и в самом деле стал «великим» учеником профессора Ху Ши!

— Дорогая! — Юй Юн-цзэ ладонью закрыл ей рот и строго сказал: — Не увлекайся ты этими революционными химерами, будь ближе к жизни, к действительности. Ху Ши — великий ученый, проявивший себя после «4 мая»[63], разве он может желать зла нам, молодежи? За эти два года ты достаточно натерпелась со мной, я частенько чувствую себя виноватым. Некоторые товарищи говорят мне: «Юй, твоя жена очень недурна собой, почему бы тебе не одевать ее понаряднее?» Как только кончу и получу хорошее место, я мечтаю прежде всего сшить тебе два шелковых халата, сделать несколько хороших платьев, красивое пальто. Какой цвет ты предпочитаешь? Дорогая, мне ты больше всего нравишься в коричневом и в светло-зеленом — ты выглядишь такой юной, нарядной… Тогда все увидят, как удивительно хороша моя Дао-цзин…