Песнь о Перемышле

Командир же не сомневался, а был почти уверен, что его дерзкий план осуществится. Наконец-то над полем повисла тень от холма, скоро начнет смеркаться. Стрелки на часах подходили к девятнадцати. Значит, немцы решили отложить свой решающий штурм на завтра. Но завтра они найдут…

Он не успел сказать себе, что эти спесивые гусаки найдут здесь завтра, лишь злорадно усмехнулся, как вдруг услышал вверху, над головой, какой-то странный шум, будто птица клевала в крышу. Иван вскочил, бросился к ведущей наверх лестнице. И замер на месте. В дыру, куда он вылезал днем, смотрел черный ствол автомата.

Сама дыра была наполовину закрыта, осталось только маленькое отверстие, в которое не пролетела бы даже граната. К тому же невидимый автоматчик был не один. На крыше шла какая-то деловитая возня, слышались голоса немцев, удары ломом или еще чем-то…

В нем все кипело: добрались все-таки! Еще утром он шуганул бы их, только пятками засверкали бы. Но сейчас надо было молчать и таиться. Главное — дождаться наступления темноты. Не вечно же эти будут там, на крыше?

Немного успокоив себя, он вскоре услышал такие же звуки справа и слева. „Что они делают? Уж не собираются ли продолбить стены?“ Но тут же прикинул, что здесь работы им хватит надолго. Иван пробрался по стене к пролому и выглянул, пытаясь хоть что-то увидеть. Хлестнула автоматная очередь, он отпрянул.

Ему показалось, что немцы тянут какой-то провод. Но еще раз подойти к пролому он не решился. Скорее всего, они размонтируют телефонную линию. Командира дота это уже не волновало. Говорить теперь не с кем…

Пытаясь не слушать назойливые стуки, он прошел по отсекам, проверил готовность бойцов к ночному марш-броску: так Иван называл эту операцию. Когда-то, еще в училище, он поклялся, что никогда в жизни, что бы ни случилось, не отступит. И пока ему вроде бы удавалось. Но сейчас… „Ничего, — повторял он, — мы еще повоюем. Только бы выбраться отсюда“.

Вид бойцов, которые исполняли его приказ спокойно и четко, не отвлекаясь на звуки, вновь воодушевил командира. „Лишь бы немцы ушли, лишь бы ушли!“ — повторял он про себя, как молитву. Но эти попались какие-то упорные. Стрелка на часах давно уже перешла девятнадцать ноль-ноль, а стук не умолкал.

И вдруг он прекратился. Иван не поверил, подкрался к пролому и увидел темно-синий клочок неба и золотистый прозрачный серп нарождающегося месяца. Вокруг было тихо. Чтобы убедиться окончательно, что немцы ушли, Иван надел на ствол автомата фуражку и высунул наружу. Выстрела не последовало.

Командир созвал бойцов к выходу из дота. „Трусы в карты не играют! — сказал он. — Надо произвести рекогносцировку подступов к лесу. Добровольцы есть?“ Вызвались почти все. Командир отобрал двоих, тех, что, по его мнению, были позорче и похитрее, еще двоих поставил у выхода для страховки, и нажал ходовую кнопку.

Железобетонная махина дернулась, но не сдвинулась. Иван снова нажал кнопку. Дверь стояла на месте. „Что за чертовщина, неужели и ее заклинило?“ Лейтенант нетерпеливо давил на кнопку, пытаясь вызвать хотя бы звук. Но дверь словно вросла в землю.

„А ну, ребята, навались!“ — крикнул лейтенант. И все навалились, стали толкать. „Раз — взяли! Два — взяли!“ Иван уже хрипел. Но дверь не поддавалась.

Оставался еще один, запасной, выход: маленькая бронированная дверь, которую бойцы называли „калиткой“. В мирное время, уходя и приходя, обычно открывали ее. У „калитки“ имелся глазок, позволявший видеть на шаг-другой, что делается вокруг.

„Калитка“ тоже не открылась. На счастье, „глазок“ каким-то чудом уцелел. Но счастье оказалось цыганским! Командир увидел вкопанный снаружи железобетонный столб, припиравший дверь.

Иван растерялся. Немцы обхитрили его. Уж не узнали ли они о готовящемся броске? Он оглядел исподлобья своих бойцов. Нет, их подозревать глупо.

Что же делать? Кто-то предложил попробовать выломать дверь. Но пощупали броню и отказались: такую не возьмешь, хоть из пушек пали. Да и немцы услышат.

Иван ходил как тигр в клетке. На лбу набухли жилы. Так хорошо продуманный им план рухнул. „Дурак, дурак, не мог отогнать этих фрицев от дота! — ругал он себя и тут же оправдывал. — А кто бы мог? Хотелось бы посмотреть на такого героя!“

Его рука потянулась к пистолету. „Лучше смерть, чем плен!“ На лицах бойцов он прочел жалость и презрение. Нет, он не имеет права оставлять их. Умереть никогда не поздно.

Кто-то шагнул к нему. „Товарищ командир…“ Иван остановился. „Пушкин“, чего ему надо? Сидел бы со своими ранеными». Лейтенант почему-то не решался взглянуть ему в глаза. Но услышал: «Там внизу есть еще эта… как ее… пантера. Может, попробовать?»

Командир бросился к бойцу, расцеловал. «Быстро туда!» Они спустились в нижний этаж, и Василий, расчистив пол, показал на круглую чугунную крышку, прикрывавшую люк.

Подняли крышку. Это был вход в патерну — ход сообщения. Строители, как знал Иван, протянули его под всем дотом и еще дальше, на добрую сотню метров, но не достроили и прикрыли пока плитками и землей.