Когда пытаешься удержать скалу, которая день ото дня становится все тяжелее, приходится просить о поддержке, иначе тебя раздавит. Лечащий врач и медсестры неоднократно советовали обратиться за помощью, но отчим упрямо отказывался к ним прислушаться. Мать, подражая ему, тоже никого не слушала, и в результате я так и ухаживала за отчимом одна. Несмотря на свое состояние, он продолжал рутинно поливать меня неразборчивой бранью и махать тростью, сжимая ее в уже бессильной руке. Это были дни, когда я не видела выхода – более того, мне казалось, что меня утаскивают все глубже в какую-то пропасть. Но был там и лучик света. Словно из прихоти, мать стала ласково вести себя со мной.
Она заботливо гладила мои руки, а как-то раз даже купила пирожное – только для меня. «Это все потому, что ты с нами, Кико, все благодаря тебе». Тепло ее слов вымело все мысли из моей головы. С каких это пор мать опять стала надеяться на меня? Я мечтала жить так, чтобы мы с ней поддерживали друг друга, как раньше, и кто бы мог подумать, что моя мечта исполнится благодаря болезни отчима? Что ж, тогда эти дни не так уж плохи.
Протирая заспанные глаза, я меняла отчиму подгузник. Мать хотела, чтобы Масаки вел такую же жизнь, как при здоровом отчиме, поэтому не позволяла ему даже приносить отцу поильник. Несмотря на то, что Масаки он приходился родным отцом, брат не чувствовал никаких неудобств от того, что тот не вставал с постели. То ли так его избаловали, то ли таким родился, однако он даже внешне не выказывал ни малейшего беспокойства. Как-то, когда я стирала грязное белье отчима, Масаки нахмурился: мол, с моими вещами не стирай. Но даже мое недовольство его поведением мгновенно исчезало от одного ласкового слова матери.
Неожиданно отчим попал в больницу на скорой в результате аспирационной пневмонии. Лечащий врач с суровым выражением лица равнодушно разъяснил нам с матерью, как обстоят дела. Поскольку глотательные функции крайне ухудшились и наблюдалась затрудненность дыхания, медработникам пришлось подключить отца к аппарату искусственной вентиляции легких. Нужна была и срочная операция трахеостомии, плюс их беспокоили появления симптомов деменции. «Она часто сопровождает БАС… У вашего мужа до сих пор болезнь прогрессировала не так быстро, но, к сожалению, сейчас она внезапно ускорилась».
Руки мамы, аккуратно лежавшие на коленях, мелко задрожали, было ясно, что слова врача ее шокировали. Я замечала, что отчим ведет себя как-то странно, и не раз говорила матери об этом, а она мне не верила. Она фыркала: «Ему нет еще и шестидесяти, с чего бы ему впадать в деменцию?»
Что ж, мне нужно было быть стойкой. Только я хотела взять маму за руку, как тут же моя щека зазвенела.
– Это ты не ухаживала за отцом как следует!
Мать, встав, снова дала мне пощечину.
Я удивленно взглянула на нее, и она ударила меня еще раз.
– Ты специально сделала так, чтобы отец заболел! Я-то думаю, почему ты так заботлива с ним! Ведьма!
Мать, словно помешанная, лупила меня и рыдала. «У нас еще все было впереди, за что мне такое?! Это все из-за нее! Эта ведьма всегда мешала моему счастью! Я была так добра к тебе, а ты! Неблагодарная!» Врач и медсестра пытались остановить ее, твердя: «Ваша дочь так старается! Болезнь прогрессирует не из-за нее. Вы ведь понимаете, да? Не вините дочь, давайте лучше попробуем вместе преодолеть эти трудности».
– Неправда, неправда! Это все из-за нее! Пусть бы лучше она заболела, а не он! Пусть бы она вообще умерла!.. – кричала мать, рыдая, как ребенок.
Глядя в ее красные от ненависти глаза, я поняла, что значит «потерять надежду». Во что же я верила до этого? Теперь все кончено. Больше я ничего не могла сделать. Что ж, мне уже все равно… Пусть я и умру, плевать.
Я на нетвердых ногах вышла из больницы и бездумно побрела по улице, шатаясь: неухоженная девушка в одежде, доставшейся от матери, с узлом волос на голове, с шершавой от постоянного недосыпания кожей. Но люди вокруг лишь отводили глаза, и никто со мной не заговаривал. Я подумала, что уже, наверное, умерла, и лишь моя душа неприкаянно бродит по городу. Раз так, то мне повезло – ведь я уже свободна от мучений или боли, которые сопровождают смерть. Я засмеялась, хоть мне и не было весело, и шла, хихикая, когда мне показалось, что кто-то окликнул меня: «Кико!» Неуверенно оглянувшись, я встретилась глазами с каким-то мужчиной. Ко мне обратилась женщина, которая шла с ним рядом.
– Нет! Не может быть! Ты ведь Кико? Что стряслось?! – с криком бросилась меня обнимать моя подруга Михару Макиока, с которой мы учились последние три года перед выпуском. После я ни разу с ней не виделась.
– Все никак не могла с тобой связаться, не знала, где ты и чем занимаешься! Так волновалась! Что с тобой случилось?