Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц

– Я кое-куда хочу сходить. Пойдешь со мной? – спросила я, и Пятьдесят Два кивнул.

Михару тоже согласилась:

– Я с вами.

Довольная, что они меня поддержали, я решительно зашагала вперед.

Первым заметил, куда мы идем, конечно, Пятьдесят Два как местный житель. Увидев, что он напрягся, я предложила:

– Хочу покататься. Вместе.

Я указывала пальцем на красное колесо обозрения, видневшееся впереди.

Торговый центр «Тя-тя-таун», раскрашенный в модные цвета, оказался более оживленным местом, чем ожидалось: там имелись кинотеатр, игровой центр и много молодежи. Мы с Пятьдесят Два направились к месту посадки на колесо.

На нем никто не катался. Колесо выглядело, как огромная инсталляция, однако внизу стоял служащий, который улыбнулся нам, когда мы подошли ближе:

– Хотите прокатиться?

Я купила три билета, и мы сели в кабинку. Пятьдесят Два молча шел за нами.

– Ух ты! Я больше десяти лет не каталась на колесе, – радостно воскликнула Михару и вынула смартфон. – Давайте сфотографируемся на самом верху!

Пятьдесят Два молча рассматривал раскрывающийся под нами пейзаж. В лучах заходящего солнца районы города по мере удаления от центра выглядели все более унылыми.

– Ты ведь с бабушкой и тетей на нем катался, да? – спросила ребенка, и Пятьдесят Два кивнул. – Весело было?

Он снова кивнул. В уголках его глаз блестели слезы, но я сделала вид, что не заметила.

– Ой, смотрите, смотрите, мы почти на самом верху! Давайте фотографироваться! – вдруг завопила Михару, сидевшая напротив нас.

Она встала и, направив на нас камеру, сделала шаг вперед. Из-за того, что она оказалась на нашей стороне, кабинка сильно качнулась, но подруга все равно села между нами и подняла смартфон.

– Так! Ну-ка быстро скорчили рожи!

– Эй, Михару! Кабинку трясет, прекрати. И вообще, какие еще рожи?!

– Вот такие! Твою любимую, с высунутым набок языком! И ты, Пятьдесят Два, улыбнись пошире! Покажи зубы!

Гондола сильно раскачивалась, Михару щелкала кнопкой спуска, а мы с Пятьдесят Два, поддавшись ее энергии, изо всех сил корчили рожи.

Сделав несколько снимков, она улыбнулась:

– Ну, хватит, пожалуй.

Когда она выключила камеру, оказалось, что мы уже приближаемся к земле.

– Поверить не могу! И это – солидная женщина тридцати лет?!

– Фу, что ты говоришь! Мне всего двадцать шесть! И вообще, менять темп жизни полезно!

Михару с довольным видом что-то делала со смартфоном, а потом показала его ребенку, который выглядел еще более усталым, чем я:

– Пожалуй, это лучший снимок.

Я тоже глянула на экран. Там несколько вынужденно улыбался изо всех сил, раскрыв рот, Пятьдесят Два.

– Кико, твоя рожица так себе, но пойдет, – со смехом пробормотала Михару, и я изобразила удар кулаком:

– Получишь у меня!

Пятьдесят Два изумленно рассматривал смартфон. Глядя на его профиль, я не могла не приободрить его:

– Скоро сможешь смеяться лучше. Потом. С друзьями, например. Ты наверняка будешь смеяться с кем-то вместе.

Мальчишка взглянул на меня, а я состроила рожу, вывалив язык набок. Он чуть-чуть улыбнулся, но потом помотал головой – мол, хватит.

– Точно тебе говорю, сможешь! – не переставала я настаивать, и ребенок кивнул.

Однако лицо у него оставалось очень печальным и разочарованным. Мои слова совсем ему не помогали. Как же заставить его улыбаться?

– Что ж, Пятьдесят Два, есть хочешь? Поедим – и станет веселее.

Видимо, заметив выражение лица мальчика, Михару стукнула нас с ним по спинам.

– Я тут посмотрела сайты для гурманов – поужинаем в шикарном месте! Теперь за мной, буду показывать дорогу.

Она хитро расплывалась от уха до уха, но смотрела ласково. Хорошо, что она с нами.

– Ну, давай. И чтоб пиво было вкусное! – я старательно улыбалась, и Михару отвечала мне тем же.

После колеса обозрения мы поели жареных пельменей гёдза – знаменитое местное блюдо, – а потом пошли в заведение, где подавали куриные шашлычки. Затем мы отправились в придирчиво отобранную нашим рулевым лапшичную и съели рамэн со свиной отбивной и супом одэн[19]. И зажаренная до хруста куриная кожица, и пропитавшаяся бульоном редька оказались очень вкусными. Все блюда прекрасно сочетались с пивом, и мы с Михару пили наперегонки. Через стекло кружки я смотрела на подругу и радовалась этой привычной, но так давно не виданной картине. Пятьдесят Два уставился на нас с изумлением.

– Прости-прости. Заскучал? – спросила она, на что ребенок отрицательно покачал головой. А потом написал в блокноте, который купил в круглосуточном магазинчике: «Но удивляюсь». И добавил: «Первый раз такое вижу».

– Ясно. – Михару погладила мальчика по голове и поднесла кружку ко рту.

– Слушай, – обратилась я к ней, – все хочу спросить: а ты Такуми сказала, что едешь ко мне?

Она легко ответила:

– Конечно, сказала. Само собой! Он просил тебе передать: «Паршивка!»

От этого слова кольнуло в груди, и я кивнула.

– Впрочем, если ты в порядке, велел передать и продолжение: «От друзей так просто не избавиться. Я все еще твой друг».

Михару нежно улыбнулась.

– Он вместе со мной ездил к твоим родителям. Когда он набросился на эту дуру – мол, лучше Кико никого нет! – я прямо заново в него влюбилась.