Песнь огня

Я покачал головой. Когда я рассказал ему о том, что Дарий разболтал Иксиону, Пауэр выругался.

– Жалкий сопляк, – пробормотал он, возвращаясь к единственному креслу, и бросился обратно в него. – Он так и не смирился с тем, что Энни обыграла его в четвертьфинале. Если Иксион знает, что Энни способна вызывать дракона силой мысли, ей конец.

Сложив руки на груди, я остался стоять перед ним спиной к балкону.

– Может, и нет.

– Неужели?

– Фрейда только что потребовала справедливого суда.

Брови Пауэра изогнулись. А затем он разразился хохотом.

– Ну кто бы мог подумать!

– Мне всегда было интересно, на чьей ты стороне.

Пауэр закинул ногу на ногу и с ухмылкой провел ладонью по своей бритой голове:

– То же самое я думал о тебе.

Очевидно, не на той стороне. Я был уверен, что всегда был не на той стороне.

Но на этой неправильной стороне так много хорошего. Сыновняя почтительность, долг драконорожденного, Летний дворец Небесных Рыб и титулы, которые к нему прилагались, черт бы их побрал. Я бы женился ради отца, я бы отвернулся от собственной любви и счастья ради своего Дома. Но что бы ни говорили о моем сердце, я больше не буду извиняться за то, что следую своей совести. Я даже не был уверен, что их всех можно было уважать. Меня учили восхищаться героизмом моего народа, ценить верность и честь, но разве не это я увидел в Пауэре, разве это не та добродетель, которую восхваляли наши семьи?

– Ты должен уйти, – сказал Пауэр, – пока они не явились сюда.

Но было уже слишком поздно. Я услышал топот сапог в коридоре и покачал головой.

– Тогда спрячься на балконе, – приказал Пауэр.

– Я не могу просто оставить тебя…

– Ты должен. Мне нужно, чтобы ты передал весточку в Норчию, когда придет время.

Никто из нас не сомневается, что я это сделаю.

– Когда?

– В ночь перед вынесением приговора. Они будут знать, что делать.

Пауэр обернулся к двери.

Я вышел на узкий балкон и закрыл за собой стеклянную дверь. Прижавшись спиной к холодному камню, я с отчаянно колотящимся сердцем прислушивался к грохоту ломаемой двери, к голосам, доносившимся сквозь стекло. Я слышал голос Ортоса, холодный и небрежный. Голос Пауэра, скучающий и дерзкий.

– Люциан Ортос, вероломный ты слизняк, как поживаешь?

– Трибунал Клевера обвиняет вас в сговоре с…

Но у Пауэра не было времени на пустые разговоры.

– Ну да, вы меня раскусили. Мы с Антигоной собирались притащить на арену ее дракона.

– Зачем? – На этот раз до меня донесся голос Иксиона, сорвавшийся на крик от удивления.

– Потому что я от нее без ума.

Этот ответ окончательно обескуражил Иксиона:

– Что?

Казалось, Пауэр был чрезвычайно доволен собой.

– Я с ума по ней схожу. Голову потерял, готов умереть, чтобы спасти ее, так сильно ее люблю. Это совершенно безответное чувство, и мы с ней оба это знаем, и все же я безнадежно, безумно влюблен в Антигону сюр чертова Аэла.

Стоя на темном балконе снаружи, прикрыв рот рукой, я боролся с внезапным диким желанием расхохотаться.

– Какого черта… – пробормотал Люциан Ортос.

– Верно, – откликнулся Пауэр. – Пустая трата моего времени, не так ли?

До меня донеслись звуки потасовки. Я задержал дыхание и зажмурился, хотя вокруг меня и так царила кромешная тьма Огненной Пасти. Когда я наконец открыл их, в ночи воцарилась тишина и мое дыхание поднималось в воздух клубами пара. Я отважился посмотреть через стекло, прежде чем повернуть ручку двери.

Солдаты и Иксион исчезли. Все, что осталось от Пауэра, – это кровавый след, исчезавший за дверью комнаты.

36

Повторный суд

ЛИ

НОРЧИЯ

Во всех моих воспоминаниях о тренировках Стражников самым лучшим моментом был момент взлета. Все проблемы, большие или маленькие, с которыми ты сталкивался в своей учебе, тренировках и жизни, исчезали за спиной. Мир расширялся, затем сужался, а потом оставалось лишь небо.

Я не осознавал, что могу испытать это ощущение и на земле, пока не начал проводить боевые учения в Норчии. Когда я наблюдал, как драконы окружали карстовую колонну Туррет, сжимая кольцо, я почти забывал об Энни и своей тоске по Пэллору. Я почти забывал об Аэле, свернувшейся рядом со мной на балюстраде. Я был настолько поглощен учебными маневрами, потребностями наездников, замечаниями, которые я делал для следующих репетиций, что забывал о себе. Я в настоящем смысле этого слова был жив.

После стольких лет мечтаний об одном будущем, одной большой радости этот новый восторг стал для меня настоящим открытием.

Особенно когда я вижу это.

Наездники из эскадрона драконов-аврелианцев под командованием Брэна пытались синхронно метать копья, лишь на мгновение упустив момент для удачного броска, а затем вдруг им неожиданно удалось обрушить на карст лавину копий в быстрой последовательности. С моей смотровой площадки на балюстраде было видно, как копья одно за другим вонзались в карст, огибая его по спирали.

Все это время я задавался вопросом, как копья могут поразить жизненно важные органы у чудовища размером с кита. Но теперь я все понял.