Песнь призрачного леса

– Осознаю, ты очень много потеряла, но вот намерений твоих не понимаю совсем. Подумай лучше о том, чего ты не лишилась. Пока. Если не забудешь об этом, возможно, сможешь остановиться, пока еще не слишком поздно. – И, не дожидаясь ответа, топает прочь.

Я наблюдаю, как он вприпрыжку мчит по коридору, и тут вдруг в меня на полном ходу «врезается» Седар.

– Привет, – удивленно протягивает он и ловит мой несчастный взгляд, устремленный вслед недавнему собеседнику. – Что, злится на тебя?

– Угу. Как и все остальные.

Спина Орландо исчезает за поворотом. Седар обвивает меня рукой за талию и слегка притягивает к себе.

– Ну вот я не злюсь. Честно! – уверяет он, встретив мой недоверчивый взгляд. – Просто нам всем потребуется какое-то время… Все вышло так… диковинно.

– Но ты не жалеешь… о нас с тобой?

Возникает фирменная лукавая улыбка.

– Чи-и-и-во-о? Ну, знаешь, если девчонка так тебя целует, немножко жути в нагрузку можно стерпеть.

Игриво шлепаю его по руке, Седар хохочет, но потом сразу серьезнеет.

– Веришь, что у тебя получится? В смысле – призвать дух Джима.

– Не знаю. Я даже не поняла, как оно вышло тогда, дома у Сары. Вероятно, придется как-то узнать подробности об убийстве. Ну в каком именно здании оно произошло, в каком помещении. Вот только что говорила Орландо – я не Вероника Марс, но он прав: нужно больше сведений. Пожалуй, воспользуюсь его советом – просто не совсем так, как он себе представляет.

– Тут, наверное, может подсобить Кеннет. В отношении точного места, во всяком случае. Он ведь тем утром видел отца.

– Кеннет был там, на площадке? Впервые слышу.

Седар глядит на меня с изумлением.

– Ну да. Джим, кажется, хотел как следует пропесочить его по поводу того инцидента на «Открытых микрофонах». Просил заскочить на стройку.

– Ого. А ты откуда знаешь?

– Кеннет тогда же, утром, прислал мне эсэмэску – что собирается на встречу с папашей. – В голосе парня слышны колебания. – Ты правда не знала?

Качаю головой.

– Нет. Зато припоминаю, как он вроде сокрушался: дескать, какая жалость, что в последний раз видел отца при таких глупых обстоятельствах. Естественно, я решила – речь о конкурсе и о драке. А о том, что Кеннет ездил к нему незадолго до убийства, мне никто не говорил.

Ну, значит, Орландо точно был прав насчет «сбора информации». Кеннет поможет заполнить хотя бы некоторые лакуны. Если только… Если только захочет. Если сам ничего не хочет скрыть. Я почти не сомневаюсь: полиции о его присутствии на стройплощадке в день преступления ничего не известно. Может, конечно, мой отчим сам попросил его помалкивать, но…

Внезапно вспоминаю, как Кеннет осматривал собственные руки тогда, на Малом Роднике, – словно чужие, принадлежащие кому-то постороннему, но тут же прогоняю непрошеные мысли. Просто сыновняя скорбь, это естественно… А может, следователи все-таки знают и уже все проверили насчет него – в конце концов, мне никто ничего не обязан докладывать.

– Попроси его мне позвонить, ладно? – бросаю я через плечо и направляюсь на урок.

С появлением еще одного загадочного свидетеля, о котором упоминал Фрэнк, мне любая подмога – на вес золота.

Глава 17

Теперь, когда свою поддержку недвусмысленно выразил Седар, мне стало чуть менее тяжко, но Сара!.. Сару я тоже хочу вернуть, хотя бы просто как друга и напарника по группе. Мне так нужно почувствовать себя не одной теперь, когда я непрерывно переживаю за Джесса, и из-за Черного Человека, который стал меня преследовать не только во сне, но и днем… Мне требуется поддержка живых людей из плоти и крови.

На уроке американской истории я попыталась извиниться перед Сарой, но та даже не посмотрела в мою сторону. Что ж, не виню ее. В самом деле: сначала я ей угрожаю уйти из группы к Седару и Роуз, потом при ней с Седаром целуюсь, потом призываю в дом призрак ее матери… И даже не в том беда, что призываю, а в том, что вынуждаю ее на людях, на глазах у кучи народа, показать свою уязвимость, беззащитность, ранимость. Такое простить трудно, а забыть, наверное, невозможно. Вероятно, теперь Сара уже больше никогда не высунется из-за своих плотных оборонительных стен.

Перед моим внутренним взором все еще стоит ее потрясенное лицо. И на нем – выражение полной беззащитности.

Я так давно ждала от нее проявления хоть каких-то сильных чувств, и вот она их проявила – лишь к моей горечи. Ведь это из-за меня у нее появилось такое выражение. Это я заставила ее страдать. Меньше всего на свете хотела – но заставила.

Все то важное, что зарождалось между нами, все ростки сердечных отношений, пусть пробивавшиеся медленно и робко, но такие упоительные, овеянные особым ароматом, все подрублено разом, словно стебель сахарного тростника – ударом мачете. Упав однажды, он уже не поднимется. Нет, тут все кончено и решено, придется начинать нечто новое. Ну, по крайней мере, пытаться.