Песнь войны (СИ)

— Эх… Твоя правда, верю, — махнул рукой Эйвинд и забрал у наёмника пустую чашку.

— Расстроился, что не удалось порезать на ремни чуть живого человека?

— А думаешь, каждый день упыря в здешних краях отыскать можно? Ремешки из упырьей шкуры от всякой нечисти, знаешь, первое дело! А то погани на болотах развелось немеряно, огоньки даже из деревни видать.

— Уж извини, что не оправдал твоих ожиданий, старик. И чего б со мной от этой жижи случилось, окажись я упырём?

— Пеной бы изошёл, да грязью излился. Только шкура бы и осталась. Эх!

— Теперь расскажи-ка, как меня нашли и зачем притащили сюда.

— Охотники тебя на опушке увидели, телом бездыханным. Сердце не бьётся, следов вокруг никаких, да ещё рядом альв лесной лежал. Причём он-то истерзанный, израненный, с душком, а вот ты целёхонек, будто только что прикорнул. Ну, мужики меня позвали, я сразу смекнул что к чему и велел тебя сюда приволочь. Неделю ждал, покуда ты очнёшься, дома сидел безвылазно, сегодня только решился отлучиться — и вот поди ж ты! Деревню на уши поднял почём зря, теперь придётся всем растолковывать. Идём.

Сказав это, Эйвинд направился к двери.

— Постой, я пролежал неделю? — изумился Таринор. — Зачем же ждать столько времени?

— Ошибиться не хотел… А ну как ты шутка богов? У нас давеча зимой один так с перепоя под лёд ушёл. Достали, принесли, оплакивали. Он три дня полежал холодный как труп, а потом очнулся, водички попросил. Жена тут же чувств лишилась… С тех пор у неё проседь в волосах, а у него самого нос сломан.

— Это ещё от чего? Об лёд ударился?

— Нет. О сковороду, когда жена очнулась, — усмехнулся старик. — Тебя как зовут хоть?

— Таринор.

— Имя-то не южанское, будто бы наше. Ну, идём.

Сначала пришлось объясниться с толпой хмурых вооружённых мужиков во главе с тем самым рыжим парнем, что набросился на Таринора. Они ждали у самого крыльца дома и ахнули, увидев, как наёмник вышел на улицу следом за Старым Эйвиндом.

Когда старик всё рассказал, толпа разошлась, а рыжий вздохнул с досады, вешая на пояс топорик с короткой рукоятью и широким лезвием.

— Ну, стало быть, извиняй, — широко улыбнувшись, сказал он и хлопнул наёмника по плечу. — Я Тогмур Рьяный, сын Стейна Кривостопа, тана Грарстенна, куда тебя и завели боги.

Вместе с Эйвиндом и Тогмуром Таринор прошёл по всей небольшой деревушке, давая каждому испуганному встречному честное слово, что он не упырь и не умертвие, а самый что ни на есть обыкновенный человек. Люди недоверчиво косились и уходили восвояси, а старик вздыхал и вёл дальше.

Последним местом, куда Эйвинд привёл наёмника, был большой дом, оказавшийся не то таверной, не то пиршественным залом с очагом прямо посреди между столов. Здесь старик вышел в середину зала и поднял руку. Тут же голоса вокруг смолкли и все взгляды устремились на него.

— Добрые люди Грарстенна! — зычно провозгласил Эйвинд. — Возвещаю, что этого человека зовут Таринор. Он не умертвие, а ходит под светом солнца, как и мы с вами! Таково моё слово!

После этого старик с Тогмуром сели на скамью и пригласили наёмника сесть рядом. Рыжий поставил перед ним кубок полный ароматной янтарной жидкости.

— Раз уж ты не упырь, значит, гость, — сказал он. — А гостя принято привечать.

— Странное поведение для человека, с час назад желавшего разбить тебе голову, — заметил Таринор.

— О, будь на то воля Старого Эйвинда, ты был бы уже мёртв, — со смехом ответил Тогмур. — А покуда ты не упырь, так и зла на тебя держать не следует.

— И на том спасибо. Вижу, у вас праздник?

— Начало лета, — ответил Эйвинд. — Мы славим Гемерию, дабы она даровала щедрый урожай, и Нердеса, чтобы наши войны привезли из походов щедрую добычу. Южанские лорды брезгуют делить стол с простым людом, мы же здесь все одного круга, все за одного. Вот сидит тан Стейн, а вон там — Хольгер-охотник.

— Поди дружно живёте?

— А то как же! — усмехнулся рыжий и указал пальцем на другой конец стола. — Вон, глянь туда. Гуннар Одноглазый сидит. Была у нас с ним как-то история. Похвалялся я, что голову с плеч одним махом срубить могу. А он меня возьми, да и назови пустословом.

Таринор заметил, как окружающие толкали друг друга локтями, поворачивались к Тогмуру и замолкали, слушая.

— Я, не будь трус, сошёлся с ним в поединке, — продолжал тот, — и, конечно, снёс бы ему голову, если б не вмешался Старый Эйвинд и не остановил бой, объявив, что я доказал свою правоту и делить нам более нечего. Так что теперь мы с Гуннаром друг на друга зла не держим.

— А одноглазым его зовут, потому что ты ему тогда в бою глаз выбил?

— Нет, — с каменным лицом сказал рыжий.

— А от чего ж тогда?

— Да просто щурится часто, — ответил Тогмур и захохотал, а вместе с ним и те, кто слушал историю.