Отказу нет в еде-питье в уютной этой колее,
И я живо себя убедил — не один я такой, не один.
Так держать, колесо в колесе,
И доедешь туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой: — Ану, пусти!
И начал спорить с колеёй по глупости.
Он в споре сжёг запас до дна тепла, души,
И полетели клапана и вкладыши.
Но покорёжил он края, и шире стала колея.
Вдруг его обрывается след —
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда — стартёр заел,
Теперь уж это не езда, а дёрганье.
И надо б выйти подтолкнуть, но прыти нет,
Авось, подъедет кто-нибудь и вытянет.
Напрасно жду подмоги я —
Чужая, стерва, колея.
Расплеваться бы глиной и ржой
С колеёй ненавистной, чужой,
Но тем, что я её сам углубил,
Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот до косточки,
И я прошёл вперёд чуть-чуть по досточке.
Гляжу — размыли край ручьи весенние,
Там выезд есть из колеи, спасение.
Я грязью из-под шин плюю в чужую эту колею:
— Эй вы, задние, делай, как я,—
Это значит, не следуй за мной.
Колея эта только моя,
Вы езжайте своей колеёй.
ЦЕЛУЯ ЗНАМЯ — ПРОПЫЛЁННЫЙ ШЁЛК
Целуя знамя — пропылённый шёлк —
И выплюнув в отчаяньи протезы,
Фельдмаршал звал: «Вперёд, мой славный полк!
Презрейте смерть, мои головорезы!»
И смятыми знамёнами горды,
Воспалены талантливою речью,
Расталкивая спины и зады,
Одни стремились в первые ряды,
И первыми ложились под картечью.
Хитрец и тот, который не был смел,
Не пожелав платить такую цену,
Полз в задний ряд, но там не уцелел,—
Его свои же брали на прицел
И в спину убивали за измену.
Сегодня каждый третий без сапог,
Но после битвы заживут, как Крезы.
Прекрасный полк, надёжный, верный полк,
Отборные в полку головорезы.
А третие средь битвы и беды
Старались сохранить и грудь и спину,
Не выходя ни в первые ряды,
Ни в задние, но как из-за еды,
Дрались за золотую середину.
Они напишут толстые труды
И будут гибнуть в рамах на картине,—
Те, кто не вышли в первые ряды,
Но не были и сзади и горды,
Что честно прозябали в середине.
Уже трубач без почестей умолк,
Не слышно меди, тише звон железа.
Прекрасный полк, надёжный, верный полк,
Отборные в полку головорезы.
Но нет, им честь знамён не запятнать,
Дышал фельдмаршал весело и ровно.
Чтоб их в глазах потомков оправдать,
Он молвил: «Кто-то должен умирать,
А кто-то должен выжить безусловно».
Пусть нет звезды тусклее, чем у них,
Уверенно дотянут до кончины,
Скрываясь за отчаянных и злых,
Последний ряд оставив для других, -
Умеренные люди середины.
В грязь втоптаны знамёна — славный шёлк,
Фельдмаршальские жезлы и протезы.
Ах, славный полк. Да был ли славный полк,
В котором сплошь одни головорезы?
А ФЮРЕР КРИЧАЛ
А фюрер кричал, от завода бледнея,
Стуча по своим телесам.
Что если бы не было этих евреев,
То он бы их выдумал сам.
Но вот запускают ракеты
Евреи из нашей страны…
А гетто — вы помните гетто
Во время и после войны?
ГОРИЗОНТ
Чтоб не было следов, повсюду подмели,
Ругайте же меня, позорьте и трезвоньте.
Мой финиш горизонт, а лента — край земли.
Я должен первым быть на горизонте.
Условия пари одобрили не все,
И руки разбивали неохотно.
Условье таково чтоб ехать по шоссе,
И только по шоссе, бесповоротно.
Наматываю мили на кардан
И еду параллельно проводам.
Но то и дело тень перед мотором
То чёрный кот, то кто-то в чём-то чёрном.
Я знаю, мне не раз в колёса палки ткнут.
Догадываюсь, в чём и как меня обманут.
Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут
И где через дорогу трое натянут.
Но стрелки я топлю — на этих скоростях
Песчинка обретает силу пули.
И я сжимаю руль до судорог в кистях —
Успеть, пока болты не затянули.
Наматываю мили на кардан,
И еду вертикально к проводам.
Завинчивают гайки, побыстрее!
Не то поднимут трос как раз, где шея.
И плавится асфальт, протекторы скрипят,
Под ложечкой сосёт от близости развязки.
Я голой грудью рву натянутый канат,
Я жив! Снимите чёрные повязки.
Кто вынудил меня на жёсткое пари,
Нечистоплотный в споре и расчётах?
Азарт меня пьянит, но, как ни говори,
Я торможу на скользких поворотах.
Наматываю мили на кардан
Назло канатам, тросам, проводам.
Вы только проигравших урезоньте,
Когда я появлюсь на горизонте.
Мой финиш, горизонт, по-прежнему далёк,
Я ленту не порвал, но я покончил с тросом,
Канат не пересёк мой шейный позвонок,—
Но из кустов стреляют по колёсам.
Меня ведь не рубли на гонку завели —
Меня просили: миг не проворонь ты.
Узнай, а есть предел там, на краю Земли,
И можно ли раздвинуть горизонты.
Наматываю мили на кардан
И пулю в скат влепить себе не дам.
Но тормоза отказывают. Кода!
Я горизонт промахиваю с хода.
ПЕРВЫЕ РЯДЫ
Была пора — я рвался в первый ряд,
И это всё от недопониманья.
Но с некоторых пор сажусь назад,
Там, впереди, как в спину автомат,
Тяжёлый взгляд, недоброе дыханье.
Может, сзади и не так красиво.
Но намного шире кругозор.
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё надёжность и обзор.
Стволы глазищ числом до десяти.
Как дула на мишень, но на живую.
Затылок мой от взглядов не спасти,
И сзади так удобно нанести
Обиду или рану ножевую.
Мне вреден первый ряд и, говорят.
От мыслей этих я в ненастье ною.
Уж лучше где темней в последний ряд.