Спал азарт, будто выигран бой.
Снёс подранку полчерепа выстрел,
И рога протрубили отбой.
Мне сказали они про охоту,
Над угольями тушу вертя:
Стосковались мы, видно, по фронту,
По атакам, да и по смертям.
Это, вроде, мы снова в пехоте,
Это, вроде, мы снова в штыки,
Это душу отводят в охоте
Уцелевшие фронтовики.
БЕГАЮТ ПО ЛЕСУ СТАИ ЗВЕРЕЙ
Бегают по лесу стаи зверей
И за добычей и на водопой.
Денно и нощно они егерей
Ищут весёлой толпой.
Звери, забыв вековечные страхи,
С твёрдою верой, что всё по плечу,
Шкуры рванув на груди, как рубахи,
Падают навзничь — бери, не хочу.
Сколько их в кущах,
Сколько их в чащах
Рёвом ревущих,
Рыком рычащих?
Рыбы пошли косяком против волн,
Черпай руками, иди по ним вброд.
Сколько желающих прямо на стол,
Прямо на блюдо — ив рот.
Рыба не мясо, она хладнокровней,
В сеть норовит, на крючок, в невода.
Рыбы погреться хотят на жаровне,
Море по жабры, вода не вода.
Сколько их в дебрях,
Сколько их в чащах,
Сколько ползущих,
Сколько летящих?
Птица на дробь устремляет полёт,
Птица на выдумки стала хитра.
Чтобы им яблоки сунуть в живот,
Гуси не ели с утра.
Сильная птица сама на охоте
Слабым собратьям кричит: «Сторонись!»
Жизнь прекращает в зените, на взлёте,
Даже без выстрела падая вниз.
Сколько их в рощах,
Сколько их в чащах,
Рёвом ревущих,
Рыком рычащих?
Сколько ползущих,
Сколько бегущих,
Сколько летящих
И сколько плывущих?
Шкуры не хочет пушнина носить,
Так и стремится в капкан и в загон.
Чтобы людей приодеть, утеплить,
Рвётся из кожи вон.
В ваши силки, призадумайтесь, люди,
Прут добровольно в отменных мехах
Тысячи сот в иностранной валюте,
Тысячи, тысячи в наших деньгах.
В рощах и чащах,
В дебрях и кущах,
Сколько рычащих,
Сколько ревущих,
Сколько пасущихся.
Сколько кишащих,
Мечущих, рвущихся.
Живородящих,
Серых и хищных
В перьях нарядных,
Сколько их, хищных
И травоядных.
Шерстью линяющих.
Шкуру меняющих.
Блеющих, лающих,
Млекопитающих,
Сколько летящих, бегущих, ползущих,
Сколько непьющих в рощах и кущах,
И не курящих в дебрях и чащах,
И пресмыкающихся, и парящих,
И подчинённых, и руководящих,
Вещих и вящих,
Рвущих и врущих,
В рощах и кущах,
В дебрях и чащах?
Шкуры непорчены, рыба живьём,
Мясо без дроби, зубов не сломать.
Ловко, продуманно, просто, с умом,
Мирно, зачем же стрелять?
Каждому егерю белый передник,
В руки таблички — не бей! не губи!
Всё это вместе зовут заповедник,
Заповедь только одна: «Не убий!»
Но сколько в дебрях,
Рощах и кущах
И сторожащих, и стерегущих,
И сохраняющих,
В меру азартных,
Плохо стреляющих
И предынфарктных,
Травящих, лающих,
Конных и пеших,
И отдыхающих
С внешностью леших,
Сколько их, знающих
И искушённых,
Непопадающих
В цель, разозлённых,
Сколько бегущих, ползущих, орущих
В дебрях и чащах, рощах и кущах,
Сколько дрожащих, портящих шкуры,
Сколько ловящих на самодуры,
Сколько типичных,
Сколько всеядных,
Сколько их, хищных
И травоядных,
И пресмыкающихся, и парящих
В рощах и кущах, в дебрях и чащах?
ОХОТА НА ВОЛКОВ
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня опять, как вчера,
Обложили меня, обложили,
Гонят весело на номера.
Из-за ели хлопочут двустволки,
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень.
Идёт охота на волков, идёт охота
На серых хищников, матёрых и щенков.
Кричат загонщики и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
Не на равных играют с волками
Егеря. Но не дрогнет рука.
Оградив нам свободу флажками,
Бьют уверенно, наверняка.
Волк не может нарушить традиций,
Видно, в детстве слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: «Нельзя за флажки».
Наши ноги и челюсти быстры.
Почему же, вожак, — дай ответ,—
Мы затравленно мчимся на выстрел
И не пробуем — через запрет?
Волк не может, не должен иначе,
Вот кончается время моё.
Тот, которому я предназначен,
Улыбнулся и поднял ружьё.
Я из повиновения вышел —
За флажки, жажда жизни сильней.
Только сзади я радостно слышал
Удивлённые крики людей.
Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня не так, как вчера.
Обложили меня, обложили,—
Но остались ни с чем егеря.
ОХОТА С ВЕРТОЛЁТОВ, ИЛИ ГДЕ ВЫ, ВОЛКИ?
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,
И взлетели стрекозы с протухшей реки.
И потеха пошла — в две руки.
В две руки — полегли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап,
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,
Тоже в страхе сопрел и прилёг, и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам, не слыхал,
Зря мы любим её — однолюбо.
Вот у смерти — красивый широкий оскал
И здоровые крепкие зубы.
Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу,
Псам ещё не помылены холки,
Но на татуированном кровью снегу
Наша роспись: «Мы больше не волки!»
Мы ползли по-собачьи, хвосты подобрав,
К небесам удивлённые морды задрав:
Или с неба возмездье на нас пролилось,
Или света конец, и в мозгах перекос?
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождём.
И смирились, решив всё равно не уйдём,
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог — человек.
Улетающим в лёт, убегающим в бег.