Песнопевец

- Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором. Если я вам понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.

- Ладно.

Я освободил Пола от снаряжения, надеясь, что он вскоре начнет приходить в себя. Но он не очнулся.

Он сидел, сутулясь, бормоча что-то с открытыми, но остекленевшими глазами, и то и дело улыбался.

Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в самом деле было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно, надо снизить давление еще чуть-чуть, решил я.

Но...

А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?

Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени, проведенного под водой в течение двадцатичасового периода, от общего количества азота, усвоенного тканями, частично - головным и спинным мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле, у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля? Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная, что сегодня предстоит работать на берегу, зная, что в течение всего рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно, даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается справиться с собой...

Очень может быть. В этом случае ценность декомпрессии, проводимой Бартелми, исчезает. У него данные о времени и глубине погружения - но только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне океана.

Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к себе.

- Как долго ты был утром под водой? - спросил я.

Он улыбнулся.

- Я не нырял, - ответил он затем.

- Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое здоровье... Как долго ты был внизу? И на какой глубине?

Он покачал головой и повторил:

- Я не нырял.

- Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. Это было у старого затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты там пробыл? Час? Или еще дольше?

- Я не нырял, - настаивал он. - Это правда, Майк! Я не нырял.

Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он говорил правду. Люди устроены по-разному. Возможно, что его особенности физиологии сыграли такую шутку, и это был другой вариант - не тот, что предполагал я. Однако, все это было так близко к истине... На мгновение я примерил его на место поставщика камней, а Фрэнка - на место укрывателя краденого. Итак, я пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте дела, и тот, забеспокоившись, отправился, пока все на станции спали, убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал. Во время неистовых поисков его ткани накопили много азота, а затем произошло все остальное. И эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Я всегда мог соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.

- Ты не можешь вспомнить? - попытался я еще раз.

Он начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:

- Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял...

- Ладно, я верю тебе, - сказал я. - Все в порядке. Так что, отдыхай.

Он потянулся и вцепился в мою руку.

- Значит, все прекрасно, - решил он.

- Ага.

- Все это так - как никогда не было прежде.

- С чего ты взял? - поинтересовался я.

- ...прекрасное.

- О чем ты? - настаивал я.

- Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, - сказал он в конце концов.

- Тогда в чем же дело? Ты знаешь?

- Проклятая красота... - сказал он.

- Что-то стряслось на дне? Что это было?

- Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял... Начало всех неприятностей...

- Прости, - сказал я.

- ...это началось...

- Я знаю. Прости, - рискнул я. - Добытые вещи... не иметь...

- ...говорено, - говорил он. - Растранжирь их...

- Я знаю. Прости. Но мы дали ему, - продолжал я.

- Ага, - отреагировал он: - Затем... О, господи!

- Алмазы... Алмазы в безопасности, - предположил я быстро.

- Дали ему... О, господи! Прости.

- Забудь. Скажи мне, что ты видел, - попросил я, пробуя вернуть его к тому, о чем мне хотелось услышать.

- Алмазы... - сказал он.

Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и снова я говорил что-нибудь, чтобы возвращать его к теме алмазов, все готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.