Пьесы

Бургомистр. Пожалуйста, дайте и мне сказать несколько слов. Многие жители нашего города молча смотрели на гитлеровские зверства только потому, что у них недоставало мужества умереть. По-человечески это можно понять. Но ведь многие прятали евреев и даже известных противников нацизма у себя в домах, рискуя при этом жизнью. В нашем городе многие чувствовали себя несчастными, видя те невыразимые страдания, которые были причинены евреям, многих отправили в концлагеря или убили за то, что они сознавали эту коллективную вину и говорили то, что думали. Многие поплатились за то, что оставались людьми.

Доктор Мартин. Все это прекрасно, господин бургомистр. Но ведь недостаточно болтать о коллективной вине и расплате. Это же просто лозунги. С их помощью немцы стараются избавиться от сознания вины и преступлений, которые они совершили. Но ведь преступлений не сотрешь. Не замажешь, как старую стенку известкой. Мы должны извлечь уроки из своего кошмарного прошлого. Мы должны искоренить ошибки, выжечь их каленым железом, чтобы никогда больше вина не пала на нас. Немецкий народ должен заставить своих правителей действовать разумно, не дать им снова вызвать катастрофу. В двадцатом веке мы уже развязали две мировые войны. Погибли миллионы немецких и русских солдат. Двенадцать лет мы терпели гитлеровскую диктатуру. Мы убили миллионы евреев… Господин бургомистр, мы должны извлечь уроки и научиться действовать в настоящем так, чтобы заслужить доверие в будущем. Мы отвечаем за это перед молодежью, которая не должна больше гнить на полях сражений, как уже дважды в двадцатом веке. (Пауза.) Или, может быть, нам остается признать, что немецкий народ ничему не научишь?

Бургомистр. Я маленький человек, бургомистр маленького города, и я во всем согласен с вами. Вы показали мне опасность, которой я не видел. Напишите статью, серию статей о том, что вы мне сейчас сказали.

Доктор Мартин. Ни одна газета в Германии не напечатает таких статей.

Бургомистр. А может быть, и напечатает?

Доктор Мартин. Конечно, нет!.. Наши правители знают все, что я вам говорил, но это их мало трогает. Редакторы газет молчат, а немецкий народ спит сладким сном.

Бургомистр. Все это, наверное, безнадежно.

Доктор Мартин. Разумеется, безнадежно! В недалеком будущем это узнает каждый. Но будет поздно…

Бургомистр. Вы хотите сказать — опять антисемитизм? Опять вооружение?

Доктор Мартин. В ближайшем будущем все это вы, вероятно, еще увидите.

Руфь перестает рисовать и прислушивается.

Бургомистр. Поистине ужасное пророчество! (Пауза.) Вернемся, однако, к нашим личным делам. Вы, наверное, понимаете, господин доктор, что, пока фрейлейн Руфь Боденгейм живет у вас, ваше положение в городской больнице находится под угрозой. Я, конечно, сделаю все возможное, чтобы вы не потеряли этого места. (Пауза.) А не лучше было бы, господин доктор, если бы вы… То есть, я хочу сказать, не пожениться ли вам? Или же… или это невозможно после всех тех ужасов, которые фрейлейн Руфь Боденгейм пережила в концлагере?

Доктор Мартин. Если бы это зависело только от меня!.. Руфь и я были помолвлены. Но теперь, после, кошмаров, пережитых ею в концлагере, все ее существо восстает против супружеских отношений между мужчиной и женщиной.

Руфь вырывает лист, на котором рисовала, и идет к ним.

Бургомистр. Понятно. Иначе и быть не могло!

Доктор Мартин. Раньше, до концлагеря, Руфь хотела стать художницей. У нее были способности. (Берет листок у нее из рук.) Теперь Руфь каждый день рисует сцены, которые она сама пережила в концлагере. Она делает эти жуткие рисунки будто в лихорадке, не щадя себя, словно она отравлена и мучительно ищет противоядия. (Протягивает листок бургомистру.) Вот личные переживания фрейлейн Руфи Боденгейм!

Бургомистр

(рассматривает рисунок). Ужасно!.. Страшно!..

Руфь(равнодушно). В концлагере, где я была, четыре еврейские девушки сошли с ума. Их убили. Семь молодых евреек покончили с собой. Некоторые живы, но это погибшие люди. Они никогда не воскреснут. Благодарной задачей для вас, господин бургомистр, было бы разъяснить жителям вашего города, почему эти поруганные, искалеченные, погибшие девушки достойны уважения и сочувствия каждого человека. (Уходит к себе в комнату.)

Оба смотрят ей вслед.