Пьесы

Прокурор(ухмыляясь). Так. (Пауза.) Поскольку вы столь тесно связаны с обвиняемой, вы, конечно, знали, что ваша приятельница собирается убить господина Цвишенцаля.

Доктор Мартин. Я ничего не знал.

Прокурор. Странно!

Председатель. Присутствовали ли вы при убийстве родителей обвиняемой?

Доктор Мартин. Если бы я был тогда на Рыночной площади, меня, вероятно, сейчас не было бы в живых. Я не стал бы спокойно смотреть, как убивают родителей фрейлейн Боденгейм. Я был тогда солдатом и находился в Мюнхене, в казармах.

Председатель. Вы психиатр, господин доктор, и давно знаете обвиняемую. Как вы объясняете, что обвиняемая вообще оказалась в состоянии убить человека?

Доктор Мартин. До убийства ее родителей Руфь Боденгейм была олицетворением мягкости. Она была неспособна причинить кому-либо зло. Из концлагеря она вернулась совершенно иной. (Пауза.) Я спрашиваю вас, господин председатель: что должен делать человек, если его родителей, которых он любил больше всего на свете, убили самым бесчеловечным образом, а убийца остался безнаказанным? Разве могла фрейлейн Боденгейм пройти на улице мимо Цвишенцаля, делая вид, будто ничего не случилось?

Председатель. Вы одобряете поступок обвиняемой?

Доктор Мартин. Я его понимаю. Какой нормально мыслящий человек мог бы ее не понять!

Председатель. У меня вопрос, на который вы можете не отвечать: известны ли вам какие-либо подробности о том, что пережила обвиняемая в концлагере, и не хотите ли вы их нам изложить?

Доктор Мартин. В таком случае, мне кажется, нужно сначала удалить публику.

Председатель. Не могли бы вы изложить все таким образом, чтобы нам не пришлось удалять публику?

Доктор Мартин. Нет! Даже тысячная доля того, что пережито ею в концлагере, не может стать достоянием гласности. Даже в самом сдержанном изложении! Но я могу представить суду толстую папку — жуткие рисунки, сделанные фрейлейн Боденгейм. В них отображено многое из того, что она видела и перенесла. (Пауза.)

Пусть в этом зале каждый отец, каждая мать, у которых есть дочь, каждый брат, имеющий сестру, каждый юноша, любящий девушку, попытается представить себе, что это значит, когда дорогое им, чистое существо отдают на изнасилование. Кто посмел бы наказать эту без вины виноватую, наказать за преступления былых властителей, виновность которых перед Руфью Боденгейм так очевидна! Известный поэт сказал: виновен весь народ. Всеобщая вина лишь раскрывается в судьбе каждого. Так примените же эти слова к фрейлейн Боденгейм. Только тогда вы сможете судить ее справедливо.

Председатель. Благодарю вас, господин доктор. Садитесь.

Доктор Мартин садится на скамью свидетелей. Прокурор поднимает руку.

Господин прокурор?

Прокурор. Полностью принимая во внимание чувства господина свидетеля, который, как мы слышали, и сейчас готов жениться на обвиняемой, я все же должен заметить, что его поэтический порыв, быть может, и годится для любовного романа, но совершенно неуместен на судебном заседании, где речь идет о наказании за самое тяжкое преступление, которое может совершить человек.

Защитник. Господин председатель, я прошу предоставить слово обвиняемой. Пусть она сама расскажет о том, что она выстрадала при нацистском режиме после убийства ее родителей.

Председатель

(Руфи). Вы можете рассказать нам об этом?

Руфь(встает, безучастно). Меня привели на товарную станцию и поместили в вагон для скота. В вагоне уже было шестьдесят евреев. Мужчины, женщины, дети. Потом привели еще двенадцать. (Пауза.) Нас везли три дня. Сесть было негде. (Пауза.) В Освенциме вагон открыли. Двое умерли в пути. (Пауза.) На вокзале ждали эсэсовцы. Они били нас плетьми. (Пауза.) Была ночь. Небо было красным от зарева. Это были печи крематория. (Пауза.) Прибывших рассортировали: построили отдельно детей, стариков, молодых мужчин, старух, молодых женщин и девушек. (Пауза.)

По дороге в лагерь лежали трупы. Эсэсовцы сказали — это за то, что они вышли из строя. (Пауза.) У входа в лагерь стоял доктор Менгеле. Он показывал, кому куда идти — налево или направо. Люди плача цеплялись друг за друга, потому что не хотели расставаться с детьми и родными. (Пауза.) Детей и родных они больше не увидели: малышей и стариков сейчас же убили в газовых камерах. (Пауза.) В эту ночь в Освенцим пригнали еще тысячу евреев. К утру в живых осталось не более ста. (Пауза.) На следующий день меня и еще двух еврейских девушек отправили в концлагерь. Мои спутницы сошли с ума. Их убили. (Садится.)

Председатель(после паузы). Господин прокурор, у вас имеются еще вопросы к свидетелям или к обвиняемой?

Прокурор. Благодарю вас, нет!

Председатель. У вас, господин защитник?